Джоанна Линдсей - Узник моего желания
Глава 45
Ровена увидела двух решительно направлявшихся к ней стражников и все поняла, даже до того, как они произнесли хоть слово. Им уже можно было бы ничего ей не говорить.
— Госпожа, у нас есть приказание от лорда Уоррика. С этого момента вы должны находиться в темнице.
Она ожидала именно этого, но все же, смертельно побледнев, решила задать вопрос:
— Он не говорил, сколько я там буду находиться?
— С этого момента, — повторили те.
Она предвидела, как поступит Уоррик, узнав, что ее сводным братом был Гилберт д’Амбрей. Ей бы следовало собрать в кулак все свое мужестве и сказать ему об этом самой, когда у нее была такая возможность. Правда, в этом случае ей пришлось бы столкнуться с его гневом, но она была бы рядом с ним и смогла бы попробовать его успокоить. По крайней мере она могла бы объяснить ему, почему она ему этого не сказала раньше. Уоррик, конечно же, предположил худшее и жаждал мести. Нет, не так. Он просто рассвирепел, вот в чем была причина.
Стражники знаками приказали ей следовать за ними. Ровена повиновалась. А какой у нее был выбор. Хорошо хоть в зале, кроме нее, в этот момент никого не было, и Ровена удержалась от слез. В присутствии Эммы, которая стала бы протестовать, или Милдред она скорее всего разревелась бы.
Конечно она знала, что Уоррик с нею так поступит, но где-то в глубине души питала надежду, что он все-таки не пойдет на это.
Когда появился тюремщик, которого Ровена панически боялась, и с мерзкой ухмылкой торжествующе объявил, что она вновь будет находиться под его опекой, Ровена повернулась к нему спиной, и ее стошнило. Внутри у нее все сжалось, и ее вывернуло наизнанку. Теперь ей захотелось поплакать, но слез не было.
Час спустя появился Джон Гиффорд и сказал ей, что ему пришлось применить силу, чтобы заставить тюремщика уйти. Ровена перебила его:
— Вы находитесь здесь по приказанию Уоррика?
— Нет, миледи. Слух о том, что вы снова очутились здесь, распространился очень быстро, и, как только он достиг моих ушей, я сразу же пришел сюда.
Услышав это, Ровена расплакалась. Она не знала, почему в прошлый раз к ней приставили Джона, да она и не спрашивала об этом. Но то, что в этот раз его никто не присылал, говорило само за себя. Уоррику было безразлично то, что произойдет с ней в темнице.
Некоторое время спустя она услышала какой-то спор в помещении охраны и узнала голос Милдред. В последнее время Джон и Милдред очень подружились. Было нетрудно догадаться, о чем они спорили. Когда все затихло, Ровена поняла, что Джон одержал верх. Милдред не разрешили видеться с Ровеной, а Джон не мог поступить наперекор своему господину и выпустить Ровену.
Прошло еще два часа, затем дверь открылась и снова появился Джон.
— Он передумал, миледи. Я знал, что он это сделает, но теперь вы должны будете находиться в его комнате и у дверей будет стоять охранник.
— А что, если я предпочту остаться здесь? — поинтересовалась Ровена.
— Вам этого не хочется.
— Нет, хочется.
Джон вздохнул.
— Посыльный привез приказ. Если вы не захотите идти сами, стражники потащут вас.
— Тогда я непременно пойду сама.
— Не надрывайте себе сердце…
— Нет, Джон, — оборвала она его. — Мое сердце умерло, потому что оно больше не болит.
Боже милостивый, ну почему это не могло быть правдой? Она молила Бога, чтобы он лишил ее возможности ощущать боль. Но боль была очень сильной и не отпускала ее. Но об этом никто не должен был знать, особенно Уоррик.
То, что ей поменяли место заключения, не дало ей никаких надежд. Уоррик, должно быть, просто вспомнил, что она вынашивала его ребенка. Очевидно, он забыл об этом, когда его охватил приступ ярости, а когда вспомнил, то разозлился еще больше, так как должен был пойти на уступки, чтобы защитить ребенка. Она ни на минуту не сомневалась, что у него не было никаких других причин для перевода ее в более комфортабельную тюрьму.
Кроме охранника, который приносил Ровене еду, ей ни с кем не разрешили видеться. Каждый раз, когда она пыталась заговорить с ним, в ответ раздавалось невнятное бормотание, поэтому она прекратила свои попытки. Честно говоря, она бы предпочла остаться в темнице под присмотром Джона.
Теперь она часто сидела в нише окна и смотрела во двор. Ничего интересного там не происходило, но это все же было лучше, чем ничего. Ровена очень много шила для ребенка, который должен был родиться уже через три месяца.
Об осаде Амбрей ей никто ничего не говорил. Но Уоррик, узнав о ней правду, должен был захватить замок. Был ли там Гилберт? Попал ли он в плен и погиб? Все ли было в порядке с ее матерью? Свободна ли она? Или попала в новую тюрьму из-за его гнева?
Она считала дни. Маленьким столовым ножом она делала неглубокие зарубки на резной стойке кровати, отмечая каждый прошедший день. Стойки были очень изящными, богато инкрустированными, и теперь на одной из них было двадцать пять отметок, которыми ей нравилось любоваться. Но прежде чем на стойке появилась двадцать шестая зарубка, вернулся Уоррик.
Ровену об этом никто не предупредил. Он просто вошел в комнату и остановился у ниши окна, в которой, положив ноги на маленькую скамеечку, сидела Ровена, скрестив руки на увеличившемся, но еще не округлившемся животе, и пыталась определить, толкался ли это в животе ребенок или с ней самой что-то не так. Увидев Уоррика, она решила, что причина была в ней самой.
— Значит, всемогущий полководец вернулся, — произнесла она, не заботясь о том, какое впечатление произвел на него ее ехидный тон. — Вы убили Гилберта?
— Я его еще не нашел, хотя долго охотился за ним.
— Значит, поэтому вы не возвращались сюда? Но у вас ведь не было причины торопиться с возвращением, не правда ли? Вы сюда присылали приказы. Этого было достаточно.
— Боже мой, ты еще осмеливаешься…
Он замолчал, когда увидел, что она отвернулась и смотрит в окно, умышленно игнорируя его. Ровена не испугалась и не раскаивалась. На ее лице было само спокойствие. Он этого не ожидал, да он много и не думал о том, как она его может встретить, потому что он заставил себя не думать о ней, сконцентрировавшись исключительно на поисках д’Амбрейя. Но сейчас он обнаружил, что ему не нравится то негодование, которое слышалось в ее голосе. И он ощутил тот же гнев, который он испытывал в тот вечер, когда встретил ее мать.
Уоррик уселся на скамью напротив Ровены.
— Такое невинное поведение, чтобы прикрыть такую ложь, — холодно заметил он.
Она посмотрела на него, брови у нее изогнулись дугой, и спросила спокойным голосом:
— Когда я лгала? В Киркборо, когда я не знала, кто вы такой? Или когда вы явились в Киркборо со своей армией, чтобы убить моего сводного брата? Но я думала, что вам был нужен Гилберт д’Амбрей — ваш заклятый враг, и я должна была вам сказать обо всем, но была уверена, что вы убьете меня, узнав, что я его сводная сестра. Или, может быть, мне следовало рассказать вам, когда вы в первый раз бросили меня в свою темницу? Должна ли я была тогда говорить вам это, Уоррик, чтобы усугубить то, что вы приготовили для меня?
