Будь моей - Линдсей Джоанна
Штефан был уже на грани безумия, ибо не имел права даже дотронуться до своей жены, сидящей у него на коленях, особенно, если учесть, что на нее такое ограничение не распространялось. Но они заключили сделку. Таня обещала станцевать сегодня для него при условии, что он будет держать свои чувства под контролем. Штефан дал слово, и Таня уже начала свой танец, а он испытывал дьявольские муки, стараясь сдержать клятву, а эта маленькая ведьмочка решила вдобавок еще и подразнить его, раз уж ей выпала такая удача.
В ту ночь, когда они впервые встретились в таверне в штате Миссисипи, Таня отплясывала зажигательный танец, танец одалиски — во всяком случае, как она его понимала, — а на нее глазела ватага алчных речных крыс-шкиперов. Штефан решил купить ее за пару монет и попытался это сделать.
Правда, тогда он не знал, как не знала этого и Таня, что она как раз и есть та самая исчезнувшая принцесса, на поиски которой он был послан, та самая нареченная невеста, с которой он был обручен со дня рождения.
Однажды вскоре после свадьбы он попросил ее еще раз исполнить этот танец. Ее соблазнительный, хотя и довольно скромный костюмчик остался в Америке, и она решила использовать одно из своих шелковых неглиже.
Штефан среагировал на танец весьма неожиданно: он так воспламенился, что их объятия, и без того неимоверно сладостные, с его стороны были в тот раз, пожалуй, чересчур бурными и грубыми.
Но Таня не сетовала и даже смеялась потом, восхищенная тем, что смогла добиться от мужа полного самозабвения. Любовницы Штефана имели обыкновение жаловаться, что его ласки оставляют на их теле синяки и царапины, но страсть королевы всегда была равна по силе его собственной. Ей нравилось дразнить мужа и доводить до безумия, и Таня даже смастерила новый костюм, специально для этой цели.
Однако на сей раз данное им обещание не имело ничего общего с ее собственными наклонностями, зато было непосредственно связано с ее новым состоянием, не так давно окончательно подтвердившимся. К восторгу своих подданных, королева Кардинии носила под сердцем царственного наследника и неукоснительно соблюдала все советы придворных врачей, а значит, Штефан больше не имел права терять над собой контроль, вместо того чтобы давать обещания, которые был не в силах выполнить.
— Ничего ничего, я тебе еще отомщу, — произнес он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал буднично, но чувства его при этом были далеко не будничными.
Таня подняла голову, и за прозрачной тканью, почти такой же бледно-зеленой, как ее глаза, Штефан разглядел улыбку.
— Интересно, как?
— Я знаю купца, который торгует тонкими шелковыми шнурками, — ответил он.
— Ты привяжешь меня шнурком и будешь заниматься со мной любовью? — В ее голосе послышалось любопытство, свидетельствующее о том, что в глубине души она ему поверила.
— Я еще подумаю. — Теперь голос Штефана звучал как рычание, смешанное со стоном. Ее улыбка стала шаловливой:
— Когда надумаешь, скажешь!
Отклонившись назад, Таня сделала легкое движение головой, ее язык прошелся по его груди вниз, к пупку. Штефан судорожно втянул воздух, и его бедра сами собой резко поднялись так, что он едва не сбросил ее с колен.
— Таня, я не-могу-этого-больше-выносить, — задыхаясь, пробормотал он.
Она тотчас сжалилась над ним.
— Ну и не выноси, — сказала она нежно и села, чтобы отбросить двойное покрывало, закрывавшее нижнюю часть лица и длинные черные волосы. Ее костюм состоял из двух частей, и верхняя часть была настолько прозрачна, что не хватало слов. Штефан был готов сорвать с нее все, был готов целовать ее прямо сквозь покрывало. Но данное слово не позволяло ему этого. Он был целиком во власти своей королевы и зависел от ее милости. К счастью, это его ничуть не тревожило.
С улыбкой, обещавшей скорое наслаждение, Таня потянула за шнурки его домашних шаровар, но тут же замерла, услышав за дверью подозрительный шум: сначала возбужденные голоса, потом звуки потасовки и, наконец, явственный глухой удар.
— Что зз… — начал было Штефан, но на его невысказанный вопрос тут же последовал немедленный ответ — дверь с грохотом распахнулась, и в комнату пулей влетел его кузен.
С приглушенным криком Таня скатилась с колен Штефана и уселась на корточках на полу, чтобы скрыться из вида, пока доставала свое платье с шезлонга, куда бросила его перед тем, как начать танец. Следя поверх королевского живота за нарушителем спокойствия, она стремительно набросила на себя одежду.
Василий ничего не заметил, ибо королевская спальня была так велика, что он, находясь всего лишь на полпути, произнес еще не видя Штефана:
— Приношу свои извинения, что нарушил твой покой, но у меня затруднения, и я в ярости. Боюсь, я убью кого-нибудь, если не найду решение.
— Но, надеюсь, ты еще не убил моего стража? — холодно спросил Штефан, и Василий повернулся на звук его голоса.
— Что? Нет, конечно, нет. Я только сбил его с ног. Проклятый дурак не давал мне войти.
— Возможно, потому, что я приказал, чтобы мне не мешали, и у меня были к тому основания.
Штефан уселся на шезлонге, и к нему присоединилась Таня. Обняв жену за талию, Штефан притянул ее к себе. По их виду любой бы догадался, что это были за основания.
Но, осознав увиденное, Василий лишь снова извинился:
— Прошу прощения, но мое дело не терпит отлагательств, Штефан. Это хуже всякого кошмара, такое безумие, что ты и не поверишь. Мне самому до сих пор не верится.
— Как ты думаешь, он пьян? — шепнула Таня на ухо Штефану.
— Шш, — ответил он и повернулся к Василию. — Я полагаю, ты только что от матери?
— О, да! Она вне себя от радости, но если бы мне только намекнули, в чем тут дело, я бы давно уже был на полпути к границе и сделал бы все, чтобы меня никогда никто больше не нашел. Разве она тебе не говорила? Черт возьми, Штефан, если ты знал и ничего мне не сказал…
— Успокойся же, кузен…
Василий взял себя в руки и сказал в третий раз:
— Прошу меня простить. У меня голова идет кругом, а скоро, глядишь, и жизнь пойдет ко всем чертям, если мы не придумаем что-нибудь радикальное…
— Было бы неплохо, если бы ты сначала рассказал мне, в чем дело. Василий оторопел:
— А разве я не говорил? — И не успел Штефан ответить, пояснил:
— Я только что узнал, что пятнадцать лет назад мой отец подписал бумагу о моей помолвке. На ней стоит мое имя. Это документ! Моя мать об этом даже не подозревала, и все эти годы о существовании его знали только девушка и ее отец и только теперь, когда она, по-видимому, рвется замуж, побеспокоились сообщить и нам.
— А кто она?
— И это все, что ты можешь сказать? — Василий уже почти кричал:
— Да какое, черт возьми, дело, кто она, если я не имею ни малейшего желания на ней жениться.
— Но ты же знал, что когда-нибудь тебе так или иначе придется жениться, — рассудительно заметил Штефан.
— Но уж по крайней мере не в ближайшие десять лет! Впрочем, дело не в этом. Теперь вдруг оказывается, что я обручен с девицей, которую и в глаза не видел, и не говори мне, что в свое время ты оказался в таких же ужасных обстоятельствах, потому что ты с детства знал о своей помолвке, а я рос в уверенности, что право решать принадлежит мне.
— Видя замечательный результат моей помолвки, ты вряд ли дождешься от меня сочувствия, кузен.
— Черта с два, не дождусь! — огрызнулся Василий. — Будь любезен, вспомни, что ты чувствовал до того, как встретил свою распрекрасную супругу.
Крепко сжав в объятиях вышеупомянутую жену в знак того, что «тогда» и «теперь» — вещи разные, Штефан заметил:
— Твоя точка зрения принята.
— Наследники короны вообще редко имеют выбор в вопросах брака, — продолжал Василий горячо. — Но я-то всего лишь твой кузен, и никто, кроме меня самого, не может указывать мне, на ком жениться, а я чертовски хорошо знаю, что никогда бы не взял в жены русскую.
— Так она русская? — удивленно воскликнул Штефан.
