Венита Хелтон - Гвардеец Бонапарта
– А почему, бывает, человек продает все, что у него есть, чтобы только приобрести драгоценную жемчужину?
– Я вас не понимаю.
– Ради некоторых вещей в нашей жизни можно все бросить, Лаура.
Услышав, что он назвал ее просто по имени, девушка покраснела от возмущения, а может еще и оттого, что почувствовала вчерашний знакомый, волнующий холодок во всем теле.
– От вас не требуется ничего бросать, месье Ю, – сказала она, – потому что ничего вы не получите взамен!
– Может быть, хотя я с радостью пожертвовал бы всем, чтобы узнать, правда ли это. – Наклонившись вперед, мужчина положил ладонь на стол в опасной близости от пальцев девушки и улыбнулся ей в глаза. Казалось, что он знает про нее все, что ему необходимо знать.
Лаура резко вскочила на ноги, ее стул с грохотом полетел в сторону, а когда Доминик тоже стал подниматься из-за стола, она сделала шаг назад и гневно произнесла:
– Я очень хорошо изучила типов подобных вам, месье, и больше желаю никогда вас не видеть. Вам понятно? Никогда! – она повернулась и бросилась прочь.
Доминик провожал ее взглядом до тех пор, пока была видна ее шляпка с плюмажем. А когда она исчезла из вида, полез в нагрудный карман жилета и достал миниатюрный портрет, написанный маслом.
С миниатюры на него, завораживая и очаровывая, смотрели насмешливо медово-карие глаза девушки. На мгновенье ему показалось, что он вообще в первый раз видит этот портрет. Желание найти оригинал портрета – девушку, изображенную на нем, затмило все его желания. А сейчас, в эту минуту, она была для него более желанной, чем сокровища всех испанских галеонов, бесценнее редчайших алмазов Африки. Она должна быть с ним, и она будет с ним!
Бросив золотой соверен на столик, Доминик вышел из кафе. Однако в этот раз ему уже не было нужды раздвигать толпу своими плечами. От зловещего блеска в его глазах, прохожие сами расступались перед ним.
– Моя никогда не видеть женщину сильнее спорить в лавке. Ваша оставлять бедный торговец совсем голодный, а?
Лаура опустила руки и улыбнулась толстому торговцу, с которым торговалась вот уже минут двадцать.
– Кончайте устраивать спектакль, месье Жюль. Вы не заплатили за эти бусы и десятой доли того, что вы требуете от меня. Это как раз тем, у кого вы их купили, наверняка, нечего будет есть после сделки с вами.
– Индейцы хорошо кушать в своих болотах!
Лаура подхватила свою корзину и повернулась, делая вид, что уходит.
И тогда торговец отчаянно завопил ей вслед:
– Восемь доллар! Мамзель давать Жюль восемь доллар, и он давать ей много, много товара!
– И даже вон то, что в центре? – девушка указала на большое ожерелье из черного жемчуга, лежавшее в футляре из раковины.
– Уи, восемь доллар.
– Я дам пять.
– П-я-я-т-ь?! Нет! Невозможно! Даже для вас, мамзель!
– Ладно, шесть, но в придачу вы дадите мне книгу, которую прячете у себя под курткой.
Жюль изумленно уставился на девушку, а затем растерянно хлопнул себя по бокам.
– Как вы… О, ладно, шесть доллар, и я даю вам моя маленькая сборник поэм. И, пожалуйста, уходить из моей лавки!
Лаура передала торговцу банкноту, и тот, ворча, полез в висевший на шее кошелек за сдачей. Затем девушка аккуратно завернула купленные ожерелья в оленью кожу, положила сверток в корзину к другим покупкам и бесцеремонно напомнила:
– И книгу, месье, тоже. Вы обещали.
– У мамзель орлиные глаза, она смотреть прямо в карманы бедного торговца.
– Однако, обещанье – есть обещанье…
– …Его надо выполнять. Хорошо мамзель. Все равно я не уметь читать проклятые английские слова. – Жюль полез в свой сюртук и достал маленькую книжку в красной обложке.
– Уильям Блейк, «Песни житейского опыта», – прочитала Лаура и сунула книгу в корзину, – возможно, она стоит десять долларов, месье. Благодарю вас.
– Десять доллар!! Мамзель, вы должны подождать!
Но Лаура уже повернулась, улыбнулась на прощанье торговцу и помахала ему.
– О, боже, вы пиратка! – восхищенно закричал ей вслед мужчина и добавил: – Мамзель приходить опять следующая неделя, да?
Часы на башне ратуши пробили два раза, когда Лаура, наконец, покинула Французский рынок. По улице Св. Филиппа сновали экипажи, влекомые мулами, тротуары наполнялись прохожими. Пройдя мимо городского театра, девушка вышла на аллею, миновала многочисленные кафе и оказалась у старого кирпичного здания.
Заскрипели ворота, над грязной давнишней лужей, расположившейся прямо возле входа в дом, поднялись тучи москитов. Отмахнувшись от них, Лаура поднялась по кипарисовой лесенке на второй этаж, стукнула в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла внутрь.
В комнате, где она оказалась, стоял старый покосившийся стол и два ветхих стула. Огонь, пылавший в камине, отражался на плотно закрытых жалюзи и от этого в помещении было жарко, как в духовке.
– Мейзи? Ты здесь? – позвала по-английски Лаура.
– А где еще я быть, мисс Лаура?
– Ну, может, ты танцуешь с губернатором на балу.
– Давай, давай, детка, – пронзительный голос задрожал от смеха.
Девушка поставила на стол свою корзину, достала из нее булку хлеба, пакет риса, несколько копченых колбасок, затем добавила лимонов и пакет чая.
– Как твой ревматизм, Мейзи?
– Сносно, сносно.
Из соседней комнаты, шаркая подошвами, вышла сгорбленная старушка с кожей цвета жареного кофе, одетая в помятое платье цвета индиго. Она куталась в потертый шерстяной платок, на ее груди болтался подвешенный на сыромятном ремешке маленький пузырек янтарного цвета.
– Почему бы тебе не сесть, Мейзи? Сейчас я поджарю тебе немного колбасок.
– Нет, мэм, – улыбнулась женщина, обнажив свои пожелтевшие от табака зубы. – Вы сильно добра ко мне, мисс Лаура. Но не стоит. Не надо для госпожа тратить время на меня.
– Ради всего святого, я не твоя госпожа! Папа освободил тебя, когда моя мама уехала, разве ты забыла? Ты свободная женщина!
– Он это делать потому, что я быть сильно старый для работа, вот так.
– Я не хочу, чтобы ты так говорила!
– Но еще я сильно старый менять свои слова.
Лаура вздохнула.
– Ну почему ты не хочешь вернуться назад к нам домой? Ида говорит, что ты бы могла жить вместе с нею и Сент Джоном в домике для прислуги.
Мейзи покачала головой.
– Я прожила семьдесят лет все время рядом с другие люди. Больше и не хотеть никого. Когда Бог готов забрать меня, он меня забирать, и я совсем не волноваться.
– Ну, тогда ладно. Но Ида придет сегодня вечером и приготовит тебе ужин, ты слышишь меня?
Старушка вместо ответа залезла пальцами в свой стеклянный пузырек, достала из него щепоть табаку и сунула себе за щеку.