Полина Федорова - Прекрасная шантажистка
— Какое-то время, — ответила Поля.
— А потом?
— А потом будут пирожные с горчицей, — улыбнулась Поля.
Чай пили в столовой, по-московски, с сушками, вареньем и домашней наливкой, которую с превеликим удовольствием принялась употреблять Варвара Апрониановна. После пятой ее стопочки княгиня не удержалась:
— Ты что это, мать моя, никак, к вину пристрастилась?
— Уж больно хороша вишневочка ваша, — отвечала Манасеина. — Да и с дороги не грех.
— С дороги не грех, — согласилась княгиня.
Марья Тимофеевна улыбнулась и перевела взор на Полю.
— А вы, Полина Львовна, как вы дальше... себя видите?
— Вот об этом я и хотел с вами поговорить, татар, — не дал Полине и рта раскрыть Сергей.
— Хорошо, сын мой. Жду тебя после в библиотеке...
Разговор был недолгим. Говорил по большей части Сергей, а княгиня если и успевала вставить в его речь словечко-другое, то преимущественно нечто вроде: «Ах, как ты прав», «Я и сама хотела это предложить» и «Весьма, весьма достойно».
Когда Сергей закончил и, попрощавшись, вышел из библиотеки, княгиня Марья Тимофеевна осталась сидеть в креслах. Глаза ее с умилением смотрели вослед сыну, а губы шептали:
— Боже, какая у Сержа добрая и благородная душа. Какой милый вырос мальчик! Слава, слава тебе Господи...
6
— Ну сколь раз тебе говорить, Карпыч, что всю корреспонденцию дяди вначале я должен просмотреть. А вдруг она содержит неблагостные вести? — Молодой племянник графа Лопухина с укоризной глянул на старого камердинера. — Ведь граф плох; прочтет он что-либо худое и более занеможет. Ты что, не понимаешь сего?
— А вдруг в корреспонденции содержатся сведения, едино для их сиятельства предназначенные? — попытался сопротивляться Егор Карпыч.
— Ну, что касается государственных тайн, то к оным Валериан Тимофеевич уже давно не имеет никакого касательства, — совершенно не обиделся на слова старого слуги молодой человек. — А что до сердечных дел дядюшки, — улыбнулся он, — так они все мне и так известны. Да ты не беспокойся, Карпыч, я в личные послания вчитываться не буду. Ну кому еще, как не нам с тобой, оберегать его?
Уговаривать он умел. Потому Егор Карпыч, поколебавшись, отдал серебряный поднос с корреспонденцией племяннику графа и, поклонившись, вышел из смежной со спальней залы.
Молодой человек, проводив камердинера насмешливым взглядом, тотчас перебрал все бумаги, лежавшие на подносе, выбрал небольшой конверт, подержал его сургучной печатью над канделябром, ловко затем поддел ее ногтем, раскрыл конверт и достал сложенную пополам осьмушку листа. Быстро пробежав глазами текст записки, какое-то время сидел в раздумье, потом снова перечел.
«Ваше сиятельство,— гласила записка, — довожу до Вашего сведения, что ту, коя приходится Вам внучкой, зовут Полина. Ей девятнадцать лет. Сентября 9-го числа выехали в Москву вместе с князем Сергеем Михайловичем Всеволожским, родственником им по тетке их Филиппузиной. Это все, что удалось выяснить на сей час. При поступлении новых сведений Вы будете немедля оповещены.
Вашего сиятельства покорнейший слуга
Осип Штальбаум».
Он снова подержал сургуч над свечой, аккуратно запечатал конверт и вложил его в середину бумаг на подносе. Затем вызвал камердинера:
— Все в порядке, Карпыч, ничего существенного. Так, пожелания скорейшего выздоровления да светские сплетни, — и передал поднос в руки камердинера: — Можешь нести.
— Слушаюсь.
«Все это не шутки, однако, — впал в раздумья молодой человек, когда ливрея Карпыча исчезла за дверью, — не просто блажь больного старика, выжившего из ума. Все это намного серьезней». И ему, ежели он не предпримет никаких мер, так и прозябать до скончания века захудалым помещиком в своей родовой Чемышовке уезду Старицкого губернии Тверской, володея двадцатью осьмью душами бородатых мужичков да землицею в полсотни лошадиных скоков. Ожениться на перезрелой девице, каждый день выслушивать ее глупости, выбивать из мужиков подати да играть в подкидного дурака с тестем и тещей. И ради этого он совсем еще недавно проливал кровь? Нет, все это не для него».
Мысли в голове путались, цеплялись одна за другую, не давая сосредоточиться. Наконец одну из них удалось зацепить: «Посмотреть на эту счастливицу». Потом поймалась еще одна: «Надо ехать в Москву». А затем сама собой, как продолжение мысли второй, пришла третья: «... и скомпрометировать ее». Все верно: дядюшка, узнав от этого своего Штальбаума о приключившемся с девицей конфузе, просто впишет в свое завещание не ее имя, а другое. И скорее всего его. Племянник графа провел ладонью по лицу, словно смахнув остатки сомнений. План был готов. Оставалось действовать.
7
Всего-то неделю, как Полина с Лизой в доме у Всеволожских обосновались, а кажется, будто всю жизнь тут прожили. Столько всего за это время случилось, чего в Казани бы на десять лет хватило. Ну может, чуть менее.
На третий день по приезду повез князь Всеволожский Полину и Варвару Апрониановну на Кузнецкий мост, где располагались самые лучшие и новомодные магазейны и лавочки. После разору наполеоновского да пожара мало что на Москве от старой жизни осталось, но заведений соотечественников французы не тронули.
Первый визит был в заведение модистки мадам де Монси. Бойкая француженка, смерив цепким взглядом Полину, мило улыбнулась:
— Это ваш первый сезон, мадемуазель?
— Первый, — ответила Полина, слегка смущаясь, и робко добавила: — Я бы хотела одно бальное платье, одно для прогулок...
— Мадам, — перебил ее Сергей, — нам нужна полная экипировка, простите великодушно, — полный гардероб. Все, что необходимо девушке, чтобы достойно быть представленной в свете.
— О, вы попали по адресу. У нас превосходные ткани, прекрасный выбор фасонов на любой вкус и великолепные мастерицы. — Она хлопнула в ладоши. — Начнем... Софи! Жаннет-та! Мари-Роз!
Девушки увели Полину в примерочную комнату и принялись вертеть, как куклу, совершая одним только им ведомые манипуляции под названием «снятие мерок». Почти через три четверти часа она вернулась в салон и погрузилась в изучение альбомов с «самыми последними» новинками парижской моды.
— Ой, срам-то какой! — не удержалась от возгласа Варвара Апрониановна, в смятении разглядывая один из рисунков. — Да как молодая девушка это все надеть может!
Полина и Сергей одновременно склонились над альбомом, и она почувствовала, как горячая волна окатила ее и дрожью отозвалась в пальцах. Стоит лишь поднять глаза и совсем, совсем рядом она увидит его четкий профиль, твердую линию подбородка, тень от темных ресниц... Или она уже подняла глаза? Вот дернулся мускул на скуле, дрогнули ноздри, сейчас взглянет — и тогда конец, затянет этот серый омут, не выбраться. Так, что там за фасоны?
