Мелоди Томас - Ангел в моей постели
И все же ее страх может быть наигранным, ведь она превосходная актриса и ничего не предпринимала, ожидая возвращения. Уже не впервые она обманывала его и лгала.
Но если отмести все лицемерные обвинения, тогда, десять лет назад, чем ее ложь отличалась от его лжи?
Он всегда сознавал свой долг. Скрестив руки на груди, Дэвид прислонился к стене.
– Не беспокойся, Памела. У меня нет намерения уклониться от своей работы.
Она подбоченилась.
– Тогда докажи это! – Она улыбнулась, белые зубы блеснули между коралловых губ. – Наверху, в зеленой гостиной, Кинли ждет, когда ты приведешь ему свою пленницу.
Виктория, обхватив руками голову, сидела на кровати. Кто-то раздвинул шторы, лучи послеполуденного солнца, упавшие на пол, ослепили ее.
Посидев еще некоторое время, Виктория сдернула с постели простыню, завернулась в нее и на негнущихся ногах доковыляла до окна. За крышами деревенских домов увидела знакомые берега реки. Она должна передать сэру Генри, что жива. Ведь она не вернулась домой. Там уже наверняка беспокоятся.
Виктория нашла гардеробную, покопалась в одежде, сложенной там. В большом шкафу было еще больше одежды, но никакого оружия. Она не ожидала от Дэвида такой беспечности. Виктория надела черный с серебром парчовый халат, брошенный на спинку стула около кровати. Мягкая ткань успокаивала боль в мышцах. Она нашла зеркало и стала рассматривать висок. На месте синяка образовалась шишка. Виктория поморщилась. Открыв ванную, удивилась, что никто не сторожит ее.
Виктория вышла в коридор, прошла немного и вдруг услышала громкий голос Дэвида, доносившийся из гостиной. Виктория заглянула в дверь. В угасающем свете дня комната выглядела теплой и роскошной, хотя и несколько мрачной.
Дэвид стоял, облокотившись на каминную полку и положив руку на бедро. Явно взволнованный, он разговаривал с толстым седым человеком, сидевшим на стуле. Более молодые мужчина и женщина сидели на красно-белом полосатом диванчике. Виктория не ожидала, что в доме находится кто-то еще, кроме слуг. Ей следовало бы знать, что Дэвид работает не один.
Должно быть, она чем-то выдала себя, потому что он повернул голову и рука с бокалом, который он собирался выпить, застыла, когда он увидел Викторию.
Она поправила длинную прядь волос, не в силах скрыть волнение. Все взоры были обращены на нее, и ей захотелось убежать.
– Я хочу уехать домой, – сказала она, обращаясь к Дэвиду, поскольку это он предложил сообщить о ней ее семье. Не позволит ли он ей в последний раз повидаться с семьей? – Моя семья будет беспокоиться обо мне.
Человек с седыми усами, сидевший на стуле с высокой спинкой, рассмеялся:
– Этому многое мешает, мисс Фаради. Вы больше не имеете права видеться с кем-либо. Я отвезу вас в Лондон.
– Я – акушерка. – Она посмотрела на Дэвида, который разглядывал свой бокал, словно забыв о ней. Несмотря на то что надежда на его защиту рухнула, она выпрямилась и перевела взгляд на Кинли: – Что бы вы там ни думали, есть люди, которым я нужна. Вы должны позволить мне устроить мои дела.
– Это ваш последний обман, мисс Фаради? – снова вмешался седой человек.
– Сэр Генри – уважаемый всеми врач. Я работаю с ним уже девять лет. Именно этим и занимаюсь.
– Уже не занимаетесь.
Его светло-карие глаза за стеклами очков наблюдали за ней, и ей стало не по себе.
– Как к вам попала серьга? – Голос ее дрогнул. Серьга, которую Дэвид отдал Стиллингзу, когда-то принадлежала ее отцу. – Скажите, мой отец все еще в тюрьме или умер?
Ответом было молчание. Виктория со все возрастающим ужасом смотрела на собравшихся в гостиной, к горлу подступала тошнота. Она взглянула на Дэвида:
– Перед тем как я покинула Калькутту, последнее, что мне дал отец, была эта серьга, парная той, что ты принес Стиллингзу прошлым вечером. Она должна была служить сигналом между нами. Как ты ее получил?
– Ростовщик принес ее нам, – ответил вместо Дэвида мужчина, сидевший на диване. – Он узнал ее по описанию тех драгоценностей, которые были похищены в Калькутте.
– Кто-нибудь поинтересовался, откуда ростовщик все это узнал? Он что, был историком и помнил то, что произошло десять лет назад?
– Он умер, – ответил Дэвид, поставив бокал на каминную полку. – Его лавку ограбили через три дня после того, как он передал серьгу нам.
– А мой отец? Он все еще в тюрьме?
– Кинли? – Дэвид переадресовал вопрос мужчине, стоявшему ближе к ней.
– Ваш отец сбежал, – сказал Кинли. Потрясенная Виктория с гневом посмотрела на Кинли:
– Почему об этом не было упомянуто ни в одной газете?
– Как бы то ни было, Фаради умер девять лет назад, – сказал Кинли.
– Вы сохранили ему жизнь, чтобы получить интересующую вас информацию. Теперь вы навели его прямо на меня. На всю мою семью. Вы сделали это с определенной целью.
– Мы можем спасти вашу семью, – проговорил Кинли, – если вы скажете нам, где драгоценности.
Дэвид поставил бокал на каминную полку.
– Хватит, Кинли.
– Если бы даже я и знала, где сокровища, ни за что бы не сказала. Эти драгоценности прокляты. Сколько людей из-за них погибло! Пусть они останутся навеки похороненными.
Темные глаза Дэвида впились в нее.
– Почему ты боишься отца, Мэг? – мягко спросил он. У ее отца была причина охотиться за ней, и Виктория понимала, что Дэвид больше не верит даже в малейшую вероятность того, что сокровища лежат на дне у берегов Бомбея.
– Мое имя не Мэг, – заявила она. – Меня зовут Виктория Манро, Маргарет Фаради умерла, когда корабль пошел на дно, а с ним и все, что, как она думала, она любила. Она больше не вернется. Поймите это наконец!
В наступившей тишине неожиданно заговорил молодой человек, сидевший на диване:
– Вы помогли бы нам задержать вашего отца? Вы ведь не хотите, чтобы он появился здесь.
Она покачала головой, переведя взгляд с Дэвида на белокурого мужчину и женщину.
– Вы его не знаете. – Сердце Виктории болезненно сжалось, и она устремилась к двери.
Но не успела сделать и пяти шагов, как Дэвид остановил ее. Каким-то образом ему удалось миновать два стула, резной столик и хрупкую хрустальную лампу и схватить ее.
– Мэг...
– Отпусти меня!
Он привлек ее к себе и повернулся к Кинли:
– Вы с самого начала знали, что полковник Фаради ее разыскивает. Откуда вам стало это известно?
– Мы даже не были уверены, что она жива, – пробормотал Кинли, одернув на животе черный жилет. – Сначала следовало найти ее, и ты это сделал.
Кинли явно переоценивает свою значимость, подумала Виктория, уверенная, что могла бы сбежать, если бы ей удалось вырваться из рук Дэвида. Не было такого замка, который она не могла бы открыть. Она освободилась бы прежде, чем этот надутый дурак сообразит, что произошло. Лучше сбежать, чем навести отца на сэра Генри или предстать в Лондоне перед судом и навсегда оставить пятно позора на сыне. Разве не отец обвинял ее в том, что она губит каждого, кого полюбит?
