Барбара Картленд - Скажи «да», Саманта
Раздумье четвертое
Джайлз должен быть здесь с минуты на минуту, так что мне лучше перейти в гостиную и дождаться его там.
Одно из преимуществ квартиры на первом этаже заключается в том, что вам не приходится заставлять ждать тех, кто за вами заезжает, а ему нет надобности заходить к вам в дом.
Собственно говоря, единственным, кто ненадолго заходил сюда, был Питер. Он приходил, чтобы повесить картины, которые прибыли в Лондон вместе с остальной мебелью из усадьбы викария.
Мне так хотелось, чтобы меня здесь окружали вещи, которые я знала всю жизнь. Разумеется, некоторые из них чересчур громоздки, как, например, кровать красного дерева, которая занимает почти всю спальню, так что тут негде повернуться. Но я не могла не привезти сюда эту кровать. Она была со мной с раннего детства. Я родилась в ней и помню то время, когда я малышкой много раз среди ночи прокрадывалась в мамину спальню и говорила:
— Мамочка… Там, в моей комнате… призрак!
— Глупости, Саманта! Никаких призраков не существует.
Мама говорила шепотом, чтобы не потревожить папу, спавшего рядом с ней.
— Наверное, это не призрак… а огромный домовой. Я слышу, как он шумит.
— Ну, ну, дорогая моя, ты же хорошо знаешь, что это всего лишь шум водопроводной трубы, — успокаивала меня мама.
— Все равно я… боюсь!
Это, само собой, означало, что мне должно быть позволено лечь в кровать к маме и папе, чтобы я могла почувствовать себя в полной безопасности.
И никогда с тех я не чувствовала себя более защищенной, чем в те минуты. Интересно, появилось бы у меня то же чувство защищенности, если бы я лежала, прижавшись к Дэвиду? Но я не хочу думать о том, что… Нет, нет, не хочу об этом думать!
Надо напудрить нос и подойти к окну посмотреть, не появился ли Джайлз.
Нет, пожалуй, больше не надо пудры. Я вспоминаю, как Дэвид однажды сказал:
— Я обожаю ваш маленький гордый носик, Саманта. — Я вся затрепетала от этих слов, но он тут же не преминул добавить шутливо, хотя и не без яда: — Он, конечно, такой же прямой и непреклонный, как ваши принципы, которые доводят меня до бешенства.
И я сразу же сникла. Восторг и счастье сменились чувством бессилия и пустотой, и мне захотелось плакать.
Но теперь это все уже в прошлом. Теперь я намереваюсь стать другой… По крайней мере надеюсь, что стану.
Джайлз еще не показался, но я подожду его у двери и выйду к нему навстречу, как только его автомобиль остановится у дома.
Мне нравится жить по-своему, в окружении дорогих мне вещей, и я бы не вынесла, если бы кто-то отозвался о них пренебрежительно, а я уверена, что так оно и будет. Я понимаю, что зеленый ковер, который висел в маминой комнате, изрядно потерт, цветы на нем слегка поблекли, но он часть меня. Я люблю его, так же как люблю мозаичный китайский комод из наборного дерева, о котором Питер сказал, что он очень ценный, люблю и мамину рабочую шкатулку времен королевы Анны, и старый стул с гобеленовой обшивкой, на котором часто сидел папа.
Я люблю все эти вещи, потому что они неотъемлемы от меня. И мне все равно, если Джайлз или кто-либо другой сочтут их старыми или изношенными. Но не хочу, чтобы мне говорили об этом в глаза.
А, вот и он! Наконец-то мы можем отправиться на этот ужасный светский раут. Интересно, скоро ли я смогу оттуда улизнуть? Джайлзу, правда, придется пробыть там до самого конца, но среди гостей наверняка найдется кто-нибудь, кто сможет отвезти меня домой вместо него.
Раздумье пятое
Когда Джайлз молчит, это означает, что он сильно не в духе. Но я даже рада этому, потому что мне тоже не хочется ни о чем говорить.
Автомобиль у него шикарный. Испанские автомобили всегда казались мне романтичными. Но все-таки мой любимый автомобиль — это «бентли». У всех блестящих молодых людей теперь есть «бентли», из-за этого их даже прозвали «мальчики бентли».
Когда я, очутившись в Лондоне, впервые ехала в «бентли», то чувствовала себя едва ли не светской дамой и ужасно важничала. К тому же у меня дух захватывало от скорости; с такой быстротой я никогда прежде не ездила.
Но «бентли» Дэвида увозил нас в наш собственный мир. Это была огненная колесница, в которой мы могли скрыться от всех, так что никто не знал, где мы, и не мог нам помешать.
Это было потаенное место наших мечтаний, сказочное облако. Мы возносились над миром и забывали о его существовании. Это было поистине седьмое небо на колесах, и тут я впервые узнала, что значит трепетать от любви.
Раздумье шестое
Эти первые недели моей жизни в Лондоне были полны впечатлений. Все было для меня ново, и на каждом шагу меня подстерегали сюрпризы. А самым большим сюрпризом было то, что папа вообще согласился отпустить меня в Лондон, хотя буквально через две минуты после того, как Джайлз покинул нас с торжествующей улыбкой на лице, страшно довольный тем, что добился своего, папа начал терзаться сомнениями.
— Надеюсь, Саманта, я поступил правильно, — то и дело повторял он.
Когда благотворительный базар закончился, мы вернулись домой и принялись за подгорелый мясной пирог, который миссис Харрис оставила нам в перекалившейся духовке.
Отец сидел за столом, и вид у него был до того озабоченный, что я тихонько сказала:
— Папочка, если ты не хочешь, чтобы я уезжала, то я останусь… здесь, с тобой.
— Нет, Саманта, — ответил он. — Я думаю, тебе надо ехать. Этот мистер Барятинский совершенно прав, говоря, что для тебя это шанс уехать из Литл-Пулбрука и повидать мир.
— Я не уверена, что хочу уезжать отсюда, — возразила я.
— Ну что ж, если тебе там будет плохо, ты всегда можешь вернуться домой, — сказал отец.
— Конечно, — согласилась я. — Я вернусь сразу же, как только заработаю достаточно денег, чтобы сменить духовку в кухонной плите, и тогда нам больше не придется есть пирог с подгорелой коркой.
Эти слова рассмешили отца, чего я собственно и добивалась. Но когда мы перешли в его кабинет, папа стал беспокойно ходить из угла в угол, а это означало, что ему не дает покоя какая-то мысль. Немного погодя он сказал:
— Я бы хотел, чтобы с нами сейчас была твоя мать и чтобы она могла поговорить с тобой, Саманта.
— О чем? — спросила я.
— Об этой поездке в Лондон, — ответил папа. — Ты ведь понимаешь, моя дорогая, что тебя там ждет немало трудностей и соблазнов, с которыми ты до сих пор не сталкивалась.
Папа старался не смотреть на меня, и я поняла, что его что-то смущает.
— Во-первых, ты очень хороша собой, Саманта, — сказал он, — и я предвижу, что найдется немало молодых людей, которые захотят сказать тебе об этом.
