Пейдж Брэнтли - Пробуждение сердца
Никакие самые хитрые доводы Грейнджера не могли ее переубедить. Она несносна, как все дети, подумал Грейнджер. Он ничего не обещал, единственное, на что он с неохотой согласился, – это передать просьбу королевы Генри Болинброку. Когда Грейнджера наконец отпустили, лицо его было багровым. В дверях он еще раз бросил свирепый взгляд на госпожу де Куаси и вышел из покоев, что-то бурча себе под нос.
4
В этот пасмурный апрельский день в ворота Виндзорского замка вместе с толпами всякого люда, служащего при дворе нового короля, и торговцев вошли и Хью Локстон с Мартином Симзом.
Целых десять лет прошло с тех пор, как Хью Локстон в последний раз видел своего отца. Тогда двенадцатилетний Хью был оруженосцем одного из молодых лордов Невиллов. Он вспомнил те дни: лошадей, подымающихся на дыбы в клубах пыли, развевающиеся на ветру разноцветные вымпелы, сверкающие мечи. Однако живее всего Хью помнил зависть и слепящий гнев, что вспыхнули в его груди, когда он увидел Уильяма Кенби, скачущего с двумя сыновьями по площадке для турнира. Это воспоминание терзало его душу, воскрешая в сердце картины давно умершего прошлого, смутные и расплывчатые, как рисунки в древних рукописях. Обрывки детских воспоминаний проплыли сейчас перед его глазами: развевающееся материнское платье из грубой материи, его рука, уцепившаяся за ее подол, тело деда, ждущее погребения.
Хью оставил Мартина стеречь лошадей и, не зная, чего ожидать от этой встречи, вошел в замок. Он назвал себя лакею, дежурившему у апартаментов Кенби, и был немедленно препровожден внутрь. Едва войдя в переднюю, Хью услышал громкие и сердитые мужские голоса. Спорящих не было видно; голоса, похоже, доносились из комнаты в конце небольшого коридора. Лакей попросил Хью следовать за ним и направился к двери, за которой слышался шум. Пожилой седовласый лакей был, по-видимому, глуховат, поскольку, казалось, не замечал брани, отчетливо слышимой в коридоре.
Чем ближе Хью подходил к двери, тем яснее становилась перебранка. Пронзительный голос выкрикнул:
– Не забывай, что мы твои сыновья! А он – выродок, и его мать – дочь подлого браконьера!
Другой голос, звенящий от злости, вторил ему:
– Ты позоришь нашу умершую мать!
Хью отчетливо слышал спор, и каждое долетевшее до него слово ранило его душу. Волна гнева захлестнула молодого человека, пальцы инстинктивно сжались в кулаки. Он ругал себя за то, что явился сюда.
Когда Хью подошел к двери, он уже задыхался от ненависти, кровь бешено стучала у него в висках.
Лакей просунул голову в дверь и неожиданно громким голосом объявил:
– Хью Локстон, милорд.
В комнате воцарилась тишина. Лорд Уильям Кенби первым пришел в себя.
– Так ты Хью Локстон? – сказал он. – Входи. Ты помнишь хоть немного моих сыновей, Гилберта и Уолтера?
Каждой клеточкой Хью ощущал враждебность молодых людей. Он вошел и церемонно поклонился. Он знал их достаточно хорошо, и, судя по словам, которые невольно услышал из коридора, со временем они не стали относиться к нему лучше. С некоторым чувством удовлетворения он отметил, что на полголовы выше любого из них.
Старший из братьев Кенби, Гилберт, был крепкого сложения и грозен с виду. С лицом, потемневшим от гнева, он не отрываясь смотрел на Хью. Не отличавшийся быстрым умом Уолтер, с рыжеватыми волосами и торчащим на тонкой шее кадыком, что-то бормотал себе под нос, изображая праведное возмущение.
– Мои сыновья прибыли сюда с Севера, чтобы присутствовать на собрании парламента, – заметил Кенби с кривой улыбкой и многозначительно посмотрел на Гилберта и Уолтера. – Сегодня они посетили меня, желая проверить, в своем ли я уме, коли решил признать тебя, после чего немедленно удалятся.
При этих словах Гилберт с угрожающим видом шагнул к отцу:
– Не делай этого, отец, предупреждаю тебя!
Уильям Кенби яростно набросился на старшего сына:
– Ты смеешь угрожать мне, тварь неблагодарная? Что бы ты имел, если бы не я? Был бы нищим!
– Неправда! – парировал Гилберт. – Все, чем ты владеешь, получено в приданое за нашей матерью!
– А если бы я тридцать лет не заботился о сохранности владений? Кто бы ими теперь распоряжался, ответь мне?
– Умоляю тебя, отец! – тонким голосом крикнул Уолтер; его жидкие рыжеватые усы дрожали от волнения. – Бог еще может простить тебя за грех, который ты совершил по отношению к нашей матери!
Тяжелое лицо Кенби побагровело.
– Убирайтесь! Вон, оба! Видеть вас не желаю!
Его сыновья ретировались, не преминув напоследок выкрикнуть очередные угрозы. Последнее слово осталось за Гилбертом, покинувшим комнату со словами:
– Ты отдаешь сынку шлюхи то, что принадлежит нам по праву рождения!
Выкрики разъяренных братьев продолжались до тех пор, пока Уильям Кенби с силой не захлопнул дверь. Но еще какое-то время – пока молодые люди шли по коридору к выходу – можно было слышать их негодующие голоса.
В комнате повисла тяжелая тишина. Кенби облегченно вздохнул, повернулся к Хью и сказал с улыбкой:
– Сейчас они артачатся, но скоро станут как шелковые. Иного выбора у них нет. – Он остановился перед Хью и мгновение изучающе смотрел на него. – Тебе известно, что я твой отец?
– Мне это говорили, милорд. – Мускулы лица свело от напряжения, и он едва мог разлепить губы, чтобы произнести эти слова.
Кенби медленно обошел его, ища в облике молодого человека сходство с собой.
– Тебя не удивило, отчего это вдруг я предложил признать тебя? – спросил он.
– Надеюсь, вы объясните причину, если пожелаете, чтобы я знал ее.
Кенби улыбнулся, не столько довольный, сколько удивленный смелой речью молодого человека.
– Я слышал, тебя посвятили в рыцари?
– Восемь лет назад, милорд.
– Значит, ты хорошо служил Невиллам?
– Я добился этого собственными усилиями, а не благодаря чьей-то милости.
Кенби заметил, с каким достоинством юноша произнес эти слова, обратил внимание на твердую линию его подбородка. Интересно, гадал он, это упрямство или обида за унижения детства?
– Без моего вмешательства, – напомнил он, – ты был бы крестьянином и ходил бы за плугом, а не махал мечом.
Хью почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.
– К этому вас побудила забота о собственной душе, а не любовь ко мне.
– Может быть, и так, хотя это не преуменьшает значение того, что я предлагаю тебе: ты станешь законным Кенби, получишь мое имя!
Было время, когда Хью с радостью заложил бы душу дьяволу за привилегию носить имя Кенби. Но с тех пор миновали годы.
– У меня есть имя, милорд, и имя это – Локстон, – спокойно ответил он.
– Ты – самонадеянный щенок, – презрительно фыркнул Кенби. – Имя тебе нужно для того, чтобы достойно жениться. Если мое предложение тебе не по душе, можешь убираться! Вот дверь. Я тебя удерживать не стану. Что же ты не торопишься?
