Джо Гудмэн - Все, что я желал
Костюмерша снова уставилась на девушку.
– Что ж, как прикажете, дорогая. Только разрешите снять остатки грима с вашего лица.
Индия тяжко вздохнула, однако уступила - ей хотелось побыстрее остаться наедине со своими мыслями.
– Ну вот, - сказала костюмерша, закончив работу. - Теперь, моя дорогая, вы видите свое собственное очаровательное личико, а не разрисованную французскую шлюху.
Индия повернулась и бросила взгляд в зеркало. Покосившись на костюмершу, спросила:
– Думаете, критики откликнутся на то, что сегодня произошло в театре? Наверное, осудят меня?
Миссис Гаррети решительно отмела эти опасения:
– Я считаю, что вы вели себя достойно. Это джентльмены во всем виноваты. Но не беспокойтесь, ваши истинные поклонники остались вам верны.
И с ловкостью, достигнутой ценой длительного опыта, Она принялась помогать Индии снимать театральный костюм. Сегодня ленты не запутались, как и шнуровка корсета, поэтому костюмерша управилась довольно быстро - вскоре и корсаж, и юбка, и нижнее белье висели на спинке стоявшего рядом стула.
– Жаль, что большая часть публики не видела, как вы лихо отделали его.
Индия с удивлением посмотрела на костюмершу.
– Знаете, мне показалось, что сегодня вы были особенно решительны, когда старались всех выгнать за порог.
– Да, верно, - кивнула костюмерша. - Потому что я заметила, что он и его друзья направлялись именно к вам. Правда, я даже представить не могла, чем все это закончится. Но это была замечательная сцена, уж поверьте. Конечно, мне следовало догадаться, что вы сумеете за себя постоять, но я не ожидала, что вы влепите ему такую пощечину.
Индия промолчала, решила, что не стоит говорить костюмерше о том, что виконт Саутертон сам попросил дать ему оплеуху. Судя по всему, это было какое-то нелепое пари - кажется, виконт даже намекнул об этом.
– Теперь я и сама справлюсь, - сказала Индия. - Не попросите ли вы Дубина нанять мне кеб?
– Да, конечно, - кивнула костюмерша.
Миссис Гаррети потребовалось еще несколько минут, чтобы собрать все детали театрального костюма Индии и повесить их в шкаф. Затем она наконец-то покинула комнату. Когда костюмерша вернулась, Индия уже потянулась за своей пелериной.
– Вам нужен провожатый, чтобы доставить вас до дома, - заявила пожилая дама.
– Нет, - сказала Индия. - Я уверена, что со мной ни чего не случится. Все будет в порядке. Не стоит утруждать себя.
– Но для меня это вовсе не труд.
Индия заставила себя улыбнуться.
– Право, миссис Гаррети, со мной все будет в порядке. Как вы справедливо заметили, я могу постоять за себя.
Миссис Гаррети нахмурилась и проворчала:
– Не стоит забивать голову дурью. Я уже не в первый раз думаю об этом. Вам нужна защита. У вас слишком много поклонников, а у меня всего две руки, чтобы отгонять их. Да и у вас не хватит рук, чтобы раздавать им всем пощечины. А вот телохранитель - решение всех проблем, разве не так?
Индия молча смотрела вслед костюмерше, направлявшейся к двери. Да, ее постоянно одолевал страх, но только не хотелось в этом признаваться. И тут ей вдруг вспомнились прощальные слова виконта: «И все же вы не можете рассчитывать, что я всегда буду приходить вам на помощь, мисс Парр».
Но кто же ей поможет? На кого она могла бы положиться? С бурно бьющимся сердцем она поспешила к задней двери театра, к уединению и убежищу, к анонимности наемного экипажа.
Бервин и Гриссом действовали именно так, как от них ожидали. Хотя они и не знали всего, что произошло в артистической уборной мисс Индии Парр, однако постарались на славу. В тот же вечер, сидя за карточным столом в заведении «У Саймона», они множество раз рассказывали эту историю. За ночь рассказ оброс многочисленными и весьма пикантными подробностями, и уже к восходу солнца вся история приобрела характер восхитительного анекдота и стала достоянием гласности.
Саутертон узнал о своей популярности на следующий день - от сестры. Выяснилось, что Эмма нанесла визит их родителям, и теперь она была так возбуждена, что от нее оказалось не так-то просто отделаться. Смешинки в ее глазах были для него знаком рока. Когда она поднялась ему навстречу, он поцеловал ее в щеку.
– Эмма, - прошептал он ей в самое ухо, - никто не любит сплетен.
Она просияла:
– О, их все обожают.
Сестра покосилась на графа и графиню Реддинг. Заметив, что Саут не смеет взглянуть на родителей, она усмехнулась, а он, чтобы отвлечь от себя внимание, поспешил взять У нее из рук племянника.
– Он испортит твой сюртук, - предупредила Эмма. - Он весь день беспокоен.
Саут тотчас же отстранил от себя младенца и теперь держал его на вытянутых руках.
– Ты хочешь сказать, он пускает слюни?
Уголком глаза Саут заметил улыбку отца. Мать же даже не попыталась улыбнуться.
– Он полненький и хорошенький, - заметил Саут, встретив внимательный взгляд племянника. - Уши у него там, где им и следует быть. Совсем не там, где они были у твоей куклы, Эмма. Помнишь? Ну, у той, что…
Сестра взяла у него ребенка.
– Не стоит говорить о том, что случилось с Кассандрой, Саут. Найлзу не надо об этом знать. - Она поджала губы и с многозначительным видом добавила: - Впрочем, никому не надо…
Саут улыбнулся и, взглянув на мать, проговорил:
– Миледи, вы прекрасно выглядите. - Он поцеловал мать в подставленную щеку, но она и на сей раз не улыбнулась.
Саут посмотрел на графа и понял: на сочувствие отца, пусть тщательно маскируемое, вполне можно рассчитывать. Виконт подошел к отцу и проговорил:
– Отец, ты тоже прекрасно выглядишь.
Графиня Реддинг, казалось, только этого и ожидала, поэтому тотчас же бросилась в бой:
– Конечно, он отлично выглядит. А как может быть иначе? Он уверен, что так будет всегда, и я в том ничуть не сомневаюсь. То же было бы и с тобой, если бы ты не предпочел жить один, отдельно от нас. И если бы не дружил с людьми с подмоченной репутацией, а также не посещал места, о существовании которых женщинам лучше не знать. В первую очередь - матерям. Шутка ли! Вести себя столь не подобающим образом и сделать себя всеобщим посмешищем… А кроме того, - графиня понизила голос, - говорят, ты общаешься с оперной танцовщицей.
Саут покосился на Найлза. Четырехмесячный младенец, казалось, прислушивался к их разговору. Эмма, во всяком случае, прислушивалась; причем на лице ее был восторг.
– Она… - снова послышался зловещий шепот матери, -она ведь распутница.
Тут граф наконец-то вмешался. Положив руку на плечо жены, он произнес:
– Довольно, дорогая, ты слишком возбудишься, а это для здоровья…
– Я уже возбуждена, - перебила графиня. - И ваш сын тому виной, милорд. Он не унаследовал ни ваш здравый ум, ни способность сострадать. В противном случае он вел бы себя иначе.
