Барбара Картленд - Опасный денди
"Они стоят тех долгов, которые наделал принц", - отметил про себя лорд Доррингтон.
Но наиболее ценными приобретениями были картины: работы английских и французских живописцев, шедевры кисти Ван Дейка, Патера, Греза, Лемана и Клода. Все они были развешаны заботливой рукой принца.
Парламент ворчал по поводу огромных долгов его королевского высочества, король приходил в ужас от баснословных сумм. Народ потешался над его увлечением, а карикатуры высмеивали невероятную расточительность наследника престола.
Только лорд Доррингтон считал приобретения принца удачным вложением денег и одобрял его действия.
— Сомневаюсь, что вы добьетесь признания своей деятельности при жизни, сир, — заметил он, рассматривая развешанные в Зимнем саду картины, - но ваши потомки и последователи оценят ваши усилия.
— Было бы гораздо полезнее, если бы одобрение пришло уже сейчас, что позволило бы мне получить хоть немного денег, — с сарказмом ответил принц.
И тут же его высочество, который был подвержен резким сменам настроения, принялся рассказывать лорду Доррингтону о заказанном для госпожи Фитцхерберт медальоне с миниатюрой кисти Косуэя, изображавшей глаз принца.
Покинув Карлтон Хаус, лорд Доррингтон решил, что уже поздно для того, чтобы ехать куда-либо.
У него не было ни малейшего желания присоединяться к своим приятелям, которые наверняка отправились к Уайту или в какое-нибудь другое подобное заведение, предлагавшее великосветской молодежи самые разнообразные развлечения.
Ему очень хотелось увидеться с лордом Гренвиллем, министром иностранных дел, но час для визита был слишком поздний. Поэтому лорд Доррингтон отложил встречу с министром до следующего дня.
Он направился на Беркли-сквер, где располагался Доррингтон Хаус. После того как камердинер помог ему раздеться и ушел, лорд Доррингтон еще некоторое время сидел задумавшись в глубоком кресле, прежде чем пойти спать.
У лорда Доррингтона вошло в привычку каждое утро, независимо от того, в котором часу он заснул предыдущим вечером, кататься верхом. Этим также объяснялось то, что он находился в отличной физической форме и сохранил атлетическую фигуру, ставшую предметом зависти его современников.
В восемь часов, задолго до того как проснулись знаменитые щеголи с Сент-Джеймс-стрит, лорд Доррингтон уже скакал по парку.
Под ним была великолепная лошадь - жеребец, которого он купил в Таттерсалле в прошлом месяце. Вряд ли какой-либо другой наездник мог сравниться с ним по умению держаться в седле и управлять такой своенравной и горячей лошадью.
Костюм безукоризненно сидел на лорде Доррингтоне. Он выбрал галстук в стиле "осболд-стон", который очень отличался от традиционных. Этот галстук, завязанный в соответствии с модой, введенной Красавчиком Браммелем, был удобен для жаркой погоды, так как его не нужно было оборачивать вокруг шеи. Однако не каждому щеголю удалось бы создать такой же огромный узел, толщиной в два и шириной в четыре дюйма.
Поэтому немногочисленные мужчины, выехавшие в парк в этот ранний час, поглядывали на лорда Доррингтона с завистью.
Свернув с популярного для прогулок Роу, его светлость пустил своего жеребца в галоп. Проведя на свежем воздухе около часа, лорд Доррингтон вернулся домой к завтраку. Прогулка пошла ему на пользу, он чувствовал, как его тело налилось силой.
Войдя в Доррингтон Хаус, он протянул шляпу и хлыст ожидавшему в холле лакею и собрался было пройти в комнату для завтрака, когда к нему приблизился дворецкий с серебряным подносом, на котором лежало письмо. Лорд Доррингтон бросил на него безразличный взгляд.
— Его принес лакей полчаса назад, милорд, — сообщил дворецкий.— Он попросил, чтобы я сказал вашей светлости, что дело очень срочное.
Лорд Доррингтон приподнял бровь, всем своим видом показывая, что считает подобное заявление верхом наглости, потом взял конверт и направился в комнату для завтрака.
Его светлость расположился за столом, залитым утренним солнцем, и принялся за телячью котлету с гарниром из грибов в сметане. И только после этого он обратил свое внимание на лежавший возле тарелки конверт.
На мгновение его охватило странное чувство, что он не хочет вскрывать письмо и узнать его содержание. Помедлив немного, он все же взломал печать.
Почерк оказался элегантным, буквы — ровными, однако у лорда Доррингтона не вызывал сомнения тот факт, что писавший был чем-то взволнован, что его рука дрожала.
Записка была короткой:
"Милорд, мне нужно как можно скорее увидеться с вашей светлостью. Сожалею, что побеспокоила вас, но дело очень срочное. Я буду ждать вас в галерее церкви Св. Георгия на Ганновер-сквер с 9часов.
Алина ".
Лорд Доррингтон взглянул на часы. Было уже пять минут десятого. Он неторопливым жестом отложил письмо и вновь принялся за еду.
Часы на башне давно пробили десять — громкие удары эхом отдавались от стен пустой церкви, — когда Алина услышала шаги.
Лорд Доррингтон на секунду остановился, чтобы оглядеть ряды жестких деревянных скамеек, на которых в воскресные дни сидели слуги, сопровождавшие представителей высшего света в церковь, и менее знатные прихожане. Наконец он заметил Алину.
Она сидела в дальнем углу балкона возле окна, через которое проникали золотые солнечные лучи. Когда он направился к ней, она вскочила, но не двинулась к нему навстречу.
— Вы выбираете очень странные места для встреч, Алина, - весело заметил лорд Доррингтон, подойдя к ней.
— Любое другое вызвало бы у Марты подозрения, — ответила она. Ее голос звучал взволнованно. Казалось, она до последней минуты не верила, что он придет, и все же ждала его.
— Марта? — переспросил лорд Доррингтон.
— Моя горничная, — объяснила девушка. — Она обязана сопровождать меня, когда я хожу в церковь. — Увидев, что лорд Доррингтон огляделся по сторонам, она поспешно добавила: — Она внизу. Она не может видеть нас. Я сказала ей, что хочу побыть одна, чтобы представить, как буду идти к алтарю в день… свадьбы.
При этих словах голос девушки дрогнул.
— Так что же произошло после того, как мы расстались? - тихо спросил лорд Доррингтон.
Он опустился на скамью рядом с Алиной спиной к окну так, чтобы свет падал на ее лицо. На ней была шляпка с широкими полями, украшенная маргаритками и бледно-голубыми лентами.
Лорд Доррингтон отметил про себя, что шляпка была намеренно выдержана в том стиле, который подошел бы только девочке.
Платье Алины походило на то, что было на ней прошлым вечером, однако оно не было так перегружено вышивкой и прочими деталями. Основным его украшением служили крохотные бледно-голубые бантики и драпировка из тончайшего газа вокруг шеи и на рукавах. В этом туалете Алине едва ли можно было дать даже ее семнадцать лет.
