Маргарет Брентон - Жемчуг проклятых

— Ишь, обогнали нас англичанишки, — сплюнул один из них, разглядев Агнесс в ее нелепом траурном платье.

— Ништо, парни, мне так больше по сердцу! А ну поспешай!

— Куда торопишься, дедушка? — обернулся парень, подпиравший гроб у изголовья. — Тебе ишшо столько маяться.

— А я, может, желаю помаяться. А я, может, закон буду блюсти. Вдруг шельмы какие решат самоубивца тут зарыть, а я их пинком! Нечего самоубивцу лежать в освященной-то земле.

Скорость, с которой процессия приближалась к воротам, приводила девочку в отчаяние.

Она подергала отца за полу сюртука. Обычно это возвращало его с небес на грешную землю, но сейчас рука прошла насквозь.

— Папочка! Я всегда буду послушной, только помоги мне!

— Я понимаю суть каждой травинки, Неста. Я вижу ее… эйдос!

— А ты не видишь где-нибудь клад? Мне бы хоть немножко денег!

Оторванный от размышлений об эйдосе, призрак недовольно нахмурился.

— Напиши своему дяде, — бросил он.

От неожиданности Агнесс приоткрыла рот.

— Дяде? Так у меня дядя есть?

— Даже не один. У тебя полным-полно родни, Неста, да только сквалыги они, каких свет не видывал. Проще из камня выжать масло, чем пару шиллингов из твоих разлюбезных родичей.

— Но где они живут? Куда мне писать?

— А, ты все об этом. Ну напиши хоть скупердяям из Линден-эбби, Йоркшир. Вдруг у них совесть проснется? Хотя сомневаюсь. Вот уж три месяца ничего не шлют. Только учти, что…

Договорить он не успел, потому что его губы, как, впрочем, и остальные черты лица, растаяли в стылом октябрьском воздухе.

Агнесс всхлипнула и от всей души пожелала отцу счастливого пути. Кто знает, вдруг там он завершит хоть одну картину? Рисовать облака несложно, а других пейзажей в раю не бывает. По крайней мере, так следовало из иллюстраций к детской Библии.

Сама же она пошла прочь от могилы и, будучи девочкой воспитанной, вежливо подождала, пока бидль и миссис Стоунфейс с одной стороны и разгоряченные шотландцы с другой дискутировали о том, уместно ли хоронить пресвитерианина на англиканском погосте. Впрочем, Дед МакНаб давно уже спрыгнул с гроба и мерил свои владения хозяйскими шагами, озабоченно хмыкая при виде покосившихся надгробий. Ништо, он их в два счета поправит!

Девочка сделала ему книксен.

— А чего это, внученька, наш бидль тут отирается? — проворчал призрак, гладя девочку по макушке. — Али хочет в работный дом кого уволочь?

Агнесс улыбнулась.

— Меня, сэр, только я с ним не поеду. У меня есть родственники. Они богатые. Они заберут меня в Линден-эбби.

Глава Первая

«Линден-эбби, Йоркшир.

Преподобному Джеймсу Линдену.

16 мая, 1842.

Дражайший дядюшка!

Вот уже 7 лет минуло с того времени, как я получила письмо, которое до сих пор вспоминаю со слезами благодарной радости.

Случайно узнав Ваш адрес — точнее, адрес Вашего батюшки, — я попросила приходского надзирателя отправить запрос. «Линден-эбби, Линден-эбби» лепетала я, как мореход, застигнутый штормом, повторяет название гавани, или паломник взывает к своему святому. Поначалу бидль отказывал, полагая, что родственники из Йоркшира это фантазия напуганного ребенка. Лишь настойчивость одного пожилого джентльмена, в силу случая оказавшегося поблизости, убедила его отослать запрос».

Агнесс едва не посадила кляксу, раздумывая, посвящать ли дядюшку в подробности беседы между бидлем и ее заступником. Глаза мистера Ладдла, когда тот услышал «Отправляй письмецо, дармоед!», произнесенное бестелесным голосом, но с раскатистым акцентом, она не забудет никогда.

Лучше не посвящать.

«Какой же неожиданностью стал Ваш ответ!»

— макнув перо в чернильницу, застрочила девушка.

«Уже после я узнала, что в те дни Вы едва успели оправиться от двойной утраты. Несмотря на скорбь, Вы проявили участие к незнакомой племяннице, да еще и двоюродной. Вашими стараниями я оказалась в пансионе мадам Деверо, где провела самые безоблачные свои годы.

Согласно Вашему уговору с наставницей, по истечении семилетнего срока я готова переехать в пасторат, дабы Вы распорядились моей дальнейшей судьбой. Как уверяет мадам Деверо, мое образование можно считать законченным. Я знаю историю и географию, играю на пианино и сносно изъясняюсь по-французски. Кроме того, я получила почетную грамоту за успехи в рукоделии. Если Вы изъявите желание меня проэкзаменовать, мои знания, смею надеяться, покажутся вам удовлетворительными.

Я выезжаю почтовым дилижансом в следующий четверг утром, а в седьмом часу вечера прибуду на постоялый двор Билброу. Буду очень признательна, если Вы пришлете за мной карету.

Засим остаюсь Вашей любящей племянницей,

Закончив письмо, Агнесс промокнула чернила с помощью пресс-папье и аккуратно сложила листок, но запечатывать не торопилась.

Ее охватило возбуждение, которое всегда предшествует переезду — руки начинают подрагивать, предчувствуя тряску в карете, и решительно ни на чем нельзя сосредоточиться! Рассеянным взором она обвела обстановку гостиной для старших учениц: бежевые обои, местами переходящие в желтизну, колченогая плюшевая мебель с продавленными сидениями, начищенная до блеска каминная решетка (огонь в мае — непозволительная роскошь!) Письменный стол был придвинут к окну, и Агнесс, чуть вытянув шею, могла разглядеть, как ученицы занимаются гимнастикой во дворе, поднимают гантели и смешно приседают в своих длинных юбках.

Помимо Агнесс в гостиной задержались три пансионерки, которым сегодня нездоровилось по-женски. Доски для выпрямления осанки им перестали привязывать тогда же, когда они сменили длинные переднички на взрослые платья. Так почему бы не развалиться на кушетке в позе одалиски? Нет такой причины!

— Скажи, Несси, а этот твой дядюшка, он ведь холост? — с напускным безразличием спросила Ханна Гудрэм, когда Агнесс встала и разгладила юбки.

— Да, вроде бы.

— Он в летах?

— Если честно, я не знаю. О таком невежливо спрашивать.

Тем не менее, у Агнесс имелись кое-какие догадки на сей счет. Каждое Рождество она получала письмо, в котором дядюшка справлялся о ее духовном росте за год. Агнесс почему-то не сомневалась, что рука, выводившая эти твердые буквы, покрыта старческими пятнами. Вот шишковатые пальцы сжимают перо — не обгрызенное, как у нее самой, а белоснежное, без единой зазубринки. Вот шевелятся бескровные губы, лоб прорезает глубокая морщина: мистер Линден переживает за душу племянницы.