Сюзанна Энок - Шалунья
Взяв галстук, экономка мрачно воззрилась на него.
— Что ж, это хорошо. Не думаю, что, будучи в здравом рассудке, я смогла бы вам помочь.
Рассмеявшись — ну и ханжа! — Кит знаком приказала ей выйти из комнаты и взглянула на свою одежду. Слуги изрядно потрудились, чтобы привести ее в порядок, но все равно «французские тряпки», как назвал их лорд Эвертон, таковыми и остались. Они стали намного чище, большинство пятен исчезло, но все равно были ветхими и грубыми на ощупь. Взяв ленту, которой обычно затягивала грудь, Кит взялась за дело и поморщилась: материя нещадно кололась.
Вдохнув, девушка попыталась расправить обвислые поля своей бобровой шапки, но ничего не получилось.
— Вот черт, — пробормотала она.
Миссис Ходжес, а скорее, Эвертон не забыли про щетку для волос и ленту, с помощью которой Кит завязывала волосы в короткий хвостик, и она быстро завершила свой туалет.
Однако прежде чем выйти из спальни и спуститься вниз, Кит замешкалась. Вчера ночью Эвертон так пристально ее разглядывал, как еще никто и никогда, а сегодня утром и того пристальнее. Теперь же, когда он узнал, что она девушка, он смотрел на нее с совершенно иным выражением. Что ж, отец предупреждал ее, что граф Эвертон — развратник каких поискать. Похоже, предстоящие две недели будут еще труднее, чем она себе представляла.
Когда она спустилась вниз, экономка и дворецкий ждали ее у подножия лестницы.
— А где граф? — спросила она.
— Он уехал, мистер Райли, — ответил Уэнтон. Если он и счел странным, что миссис Ходжес прислуживала кузену графа во время мытья, то ни словом об этом не обмолвился.
— Уехал, — повторила Кит и внезапно почувствовала острое разочарование. А впрочем, что тут удивительного? Ведь если бы Эвертон взял ее с собой, она смогла бы познакомиться с кем-нибудь из его приятелей, что намного облегчило бы ей задачу.
— Да, мистер Райли. Он сказал, что вы можете ходить по всему дому, но из дома не выходить и… гм… ничего не красть… — Уэнтон коротко кивнул и докончил: — сэр.
Кит раздраженно вздохнула.
— Очень хорошо.
А впрочем, будет даже лучше, если она сейчас ознакомится с домом, в котором ей предстоит прожить две недели.
— Ленч обычно подается в час дня, — продолжал дворецкий. — Надеюсь, вас это устраивает?
— Конечно, Уэнтон, — ответила Кит, умело скрыв удивление.
В Сен-Марселе они с отцом, как правило, ели когда придется, а ленч, если таковой бывал, обычно состоял из куска хлеба, если его удавалось стащить.
Кит отказалась от сопровождения по дому, лишь попросив рассказать, где какие комнаты находятся, чтобы потом самостоятельно их осмотреть. Похоже, дворецкому это не понравилось, и он украдкой пошел за ней следом, однако Кит, переходя из одной великолепной комнаты в другую, решила не замечать его присутствия. И это ей удалось без труда, поскольку все внимание ее было поглощено открывшимся перед ней великолепием. Еще никогда в жизни ей не доводилось видеть такого богатства. Если судить по тому количеству золотых, серебряных и хрустальных безделушек, украшавших комнаты особняка, то граф Эвертон никак не может быть предателем, которого отец приказал выявить, поскольку баснословно богат и ни в каких средствах не нуждается. В дверях небольшой гостиной Кит остановилась. Эта комната в восточном крыле дома, казалось, была пронизана солнечным светом. Мягкая кушетка, украшенная пухлыми подушками. Два туго набитых стула, стоявших на таком расстоянии от окон, чтобы солнечный свет не касался тех, кому бы захотелось посидеть на них. В отличие от других комнат особняка в этой царил какой-то женский дух. Быть может, это была любимая комната покойной графини, матери Эвертона, подумала Кит. Бросив на Уэнтона через плечо смущенный взгляд, она подошла к следующей двери. Та оказалась закрытой.
— А там что? — спросила она дворецкого.
— Личный кабинет графа, — ответил Уэнтон и, приняв этот вопрос за приглашение перестать прятаться, подошел к девушке.
— А почему он заперт?
Это оказалась единственная запертая комната на первых двух этажах.
— Не могу сказать, мистер Райли.
Похоже, дворецкий в отличие от нее страдал отсутствием любопытства. Что ж, каждому свое. Однако придется дождаться лучших времен, чтобы узнать, что находится за этой дверью. Бросив на дверь взгляд, Кит обошла Уэнтона и направилась к комнате, которую приберегла напоследок, — к библиотеке.
В ней царил сугубо мужской дух. Очевидно, граф Эвертон любил читать. Кит еще никогда не доводилось видеть такого собрания книг, как в библиотеке Кейл-Хауса. Должно быть, их все же собрал молодой граф, решила Кит, поскольку, судя по корешкам, большинство книг были приобретены недавно. В комнате вкусно пахло старой бумагой. Кит, улыбаясь, медленно пошла вдоль стеллажей, проводя пальцем по корешкам книг и читая их названия. Чем старше она становилась, тем меньше у нее было возможности читать, о чем она крайне сожалела. Может быть, в течение двух недель у нее выдастся немного времени на чтение и Эвертон разрешит ей, воспользоваться своей библиотекой.
До ленча она бродила по дому. Заглянула в гостиную, столовую и танцевальный зал, расположенный на третьем этаже, хотя и сомневалась, что сумеет обнаружить в них что-то интересное для себя: постоянное присутствие слуг не позволяло рассмотреть все более внимательно. Не досмотрев оставшиеся спальни, Кит вернулась в столовую.
После ленча она прошла в маленькую гостиную и выглянула из окна. На противоположной стороне Парк-лейн располагался просторный Гайд-парк, поросшие травой аллеи которого были заполнены хорошо одетыми мужчинами и женщинами. Задумчиво поджав губы, Кит слегка улыбнулась. Вряд ли они станут возражать, если среди них появится еще один молоденький парнишка. Быстро спустившись по лестнице, она надела шапку и, распахнув входную дверь, вышла из дома.
Меньше чем через полчаса Кит напала, как ей показалось, на интересный след. Несколько лордов, сидя верхом на лошадях, были заняты такой оживленной беседой, что даже не заметили, как Кит, подойдя к ним почти вплотную, остановилась в тени вяза и стала внимательно слушать. Тему беседы составляли Наполеон и пошлины, и девушка, раздвинув ветви кустарника, взглянула на мужчин.
— Но он наносит ущерб нашей собственной торговле, — пожаловался толстый коротышка в жилете, за версту отливавшем золотом, и Кит тотчас же исключила его из разряда подозреваемых. Только сторонник введения пошлины мог бы выступать за усиление блокады.
— Но не думаешь же ты, что даже такой идиот, как Принни[1], согласится продавать товары стране, с которой мы находимся в состоянии войны, — возразил второй. — Три года назад Бонапарт конфисковывал всю британскую собственность, которая только попадалась ему под руку. Бьюсь об заклад, тогда ты не жаловался на то, что торговля не идет.
