Джулия Гарвуд - Королевский подарок
Ройс наблюдал за Ингельрамом. Лицо вассала сделалось пунцовым. Когда Ингельрам понял, что его господин пристально смотрит на него, он выпалил:
– Барон Гай не друг вам. Он бесится от зависти, потому что вы во всем превосходите его.
– Но почему все-таки он позволил тебе уйти к Ройсу? – настаивал Хью, желая докопаться до сути.
Ингельрам уставился на носки сапог.
– Он считал, что мой переход будет не на пользу барону Ройсу. Даже наоборот. Генри с Морганом от души повеселились, когда узнали о таком находчивом решении своего господина. Они все уверены, что из меня никогда не получится настоящего рыцаря.
– А почему Гай так считает? – поинтересовался Ройс и подумал, что если Ингельрам покраснеет еще хоть чуть-чуть, то просто воспламенится.
Ройс терпеливо ждал, когда воин ответит ему.
– Я мягкотелый, – признался Ингельрам. – Барон Гай считает, что у меня не хватает силы воли. Теперь вы знаете правду, барон Гай оказался прав. Моя мягкотелость стала причиной вашего поражения.
Ройсу хотелось завыть.
– Это не поражение, – отрезал он. – Христа ради, убери свой меч. Ты еще не приступил к обучению, поэтому я не виню тебя. Но если после шести месяцев службы под моим началом ты совершишь подобную ошибку, я схвачу тебя за горло собственными руками и попытаюсь вложить в твою башку хотя бы зачатки разума. Понял?
Голос Ройса звучал довольно резко. Ингельрам энергично закивал головой.
– Я сам с готовностью подставлю свою шею, если подведу вас еще раз, – с жаром пообещал он. – Больше поражений…
– Бога ради, прекрати называть такие мелочи поражением, – возмутился Ройс. – Леди Николя просто получила отсрочку, она не уйдет от меня. Перед отбытием в Лондон я наведаюсь в аббатство, и она сама явится на встречу со мной. Ты сомневаешься в этом? – Он угрожающе двинулся к вассалу.
– Нет, мой господин.
Ройс кивнул. Он не стал объяснять, как добьется своего, а Ингельрам понимал, что спрашивать не следует. Больше они к этой теме не возвращались.
Вскоре на Ройса навалилось столько забот, что ему было уже не до леди Николя. Хью почувствовал себя гораздо хуже, к утру следующего дня у него поднялся сильный жар.
Три бесконечных дня и три ночи Ройс не отходил от друга. Он даже слышать не хотел, чтобы за Хью ухаживал кто-то из его неопытных молодых воинов или кто-нибудь из слуг-саксонцев. Эти точно отравят Хью при первой же возможности, Ройс в этом не сомневался. Весь уход за больным другом Ройс взвалил на себя. Только вот, к сожалению, необходимых знаний и навыков ему явно не хватало. Ройс не выпускал сборщика налогов из крепости, и только один раз позволил себе покинуть больного, чтобы поподробнее расспросить саксонца о семье Николя. Он уже придумал, как вытянуть ее из святого убежища, но хотел убедиться, что ничего не упустил.
Состояние Хью ухудшалось. К концу недели стало ясно, что, если барон не получит надлежащего лечения, он умрет. В полном отчаянии Ройс повез друга в аббатство. Повозку с двух сторон сопровождали Ингельрам и вассал Хью Чарльз.
Их не пустили в аббатство до тех пор, пока они не сняли все оружие. Ройс не стал спорить, и, как только они разоружились, железные ворота открылись.
Настоятельница встретила их во дворе, вымощенном булыжником. Это была уже немолодая ссутулившаяся женщина, но лицо у нее было удивительно чистое и гладкое. Ройс дал бы ей не менее сорока лет.
Она была во всем черном, начиная от головного убора, скрывающего волосы, и кончая башмаками. Хотя ростом монахиня едва доходила Ройсу до плеча, его огромная фигура, казалось, не произвела на нее никакого впечатления. Она смотрела на него твердо, не отводя взгляда.
Настоятельница напомнила ему сестру Даниэль… то есть леди Николя, поправился он мысленно.
– Вы окружили аббатство своими воинами? – спросила она вместо приветствия.
– Мои воины здесь только для того, чтобы леди Николя не скрылась из аббатства, – ответил Ройс.
– Вы пришли уговорить ее покинуть стены аббатства?
Ройс покачал головой. Он подошел к повозке и жестом подозвал настоятельницу.
Она оказалась сострадательной натурой, так что через несколько минут Ройс, почти неся на себе барона Хью, уже шел за настоятельницей по длинному хорошо освещенному коридору аббатства.
Вслед им доносился шепот. Стук тяжелых сапог по деревянному полу гулким эхом отражался от каменных стен, но Ройс все же различил нежное пение монахинь. Чем ближе они подходили к комнате в конце коридора, тем громче слышалось пение. Пели «Отче наш», и, судя по тому, откуда доносилось пение, сестры находились этажом выше.
– У нас только одно помещение для больных, – пояснила настоятельница. – Еще педелю назад оно было заполнено до отказа, но сегодня там всего один саксонский воин. Барон, вы признаете, что все люди в пределах этих стен равны, не важно нормандцы они или саксонцы?
– Признаю, – ответил Ройс. – Этот саксонский воин – брат леди Николя?
Настоятельница повернулась к нему.
– Да, – ответила она, – Джастин находится в этой комнате.
– Мне сказали, что он умирает?
– Все в руках Божьих, – ответила настоятельница. – Джастин отказывается от нашей помощи, не хочет лечиться. Он вымаливает у Господа смерть, а мы, не переставая, молимся о его выздоровлении. Я очень надеюсь, что Господь не запутается в наших противоречивых мольбах.
Ройс так и не понял до конца, шутит настоятельница или говорит правду. Брови ее были сердито сдвинуты к переносице.
– Мне хочется увидеть, как устроят моего друга. Можно мы поговорим о ваших заботах после того, как Хью уложат в постель?
– У меня сейчас только одна забота, – сказала настоятельница. – Вы должны знать, что я вынуждена поместить вашего друга рядом с Джастином. По вашему лицу я вижу, что вам это не нравится, но я делаю это чисто из практических соображений. Сестра Фелисити у нас самая опытная, она присмотрит за обоими. Она уже немолодая, и мне не хочется заставлять ее бегать из одного угла комнаты в другой. Мы положим их рядом, она будет сидеть между ними. Вас это устроит?
Ройс кивнул. Настоятельница с облегчением вздохнула. Комната, в которую вошел Ройс, оказалась огромной. Он прищурил глаза от яркого солнечного света, который лился через три огромных окна. Свежевыбеленные стены сверкали чистотой. Под каждым окном стояла деревянная скамья, вдоль противоположной стены – около двадцати кроватей. У каждой кровати возвышался небольшой комод, на каждом комоде – одна белая свеча.
Каждую кровать и комод можно было отгородить от остальных белым пологом, спускающимся сверху, и таким образом добиться подобия уединения. Занавески вокруг всех кроватей, кроме одной, были подняты. Ройс предположил, что именно там, за белыми занавесками, ближе к середине комнаты, и лежит Джастин.
