Барбара Картленд - Стихия любви
В этот момент Фенелла проворковала что-то лестное для него, и герцог отвлекся от своих мыслей.
Но как он ни пытался, он не мог не слышать соблазнительную мелодию вальса Штрауса, которой Альдора ясно намекала ему, что он сорвал новый сочный плод.
Пытаясь игнорировать все, что было так или иначе связано с этой девушкой, герцог тем не менее весь вечер ловил себя на том, что его мысли все время занимает именно она.
Было уже около полуночи, когда Альдора поднялась из-за рояля и направилась к матери. Герцог вздохнул с облегчением, надеясь, что она уйдет к себе.
И действительно, маркиза, очевидно, разрешила дочери отправиться к себе в спальню.
В дверях Альдора остановилась, обернулась и взглянула в сторону герцога. Как будто против воли, он следил за ней взглядом.
Хотя они были довольно далеко друг от друга, герцог мог бы поклясться, что заметил, как она слегка свела глаза к переносице, словно напоминая ему об утреннем разговоре.
Потом она быстро исчезла, дверь за ней закрылась.
— Уже поздно, — произнесла Фенелла. — Завтра нам предстоит длинный день на скачках. Полагаю, мне пора проститься.
Говоря это, она не отрывала взгляда от лица герцога, затем едва слышно, так, что ее мог услышать только он, Фенелла добавила:
— Моя спальня прямо напротив вашей!
Она поднялась, за ней еще несколько дам принялись прощаться с хозяйкой дома перед тем, как подняться к себе.
Джентльмены задержались после ухода дам совсем ненадолго.
Многие из них проделали довольно длинный путь. Так же как и герцог, они предпочли прибыть сюда в собственных экипажах, хотя теперь в Гудвуд можно было доехать и поездом.
Однако аристократическая публика предпочитала пользоваться собственными экипажами.
Так или иначе, последний участок пути по пыльным проселочным дорогам Гудвуда был довольно утомительным для всех.
Камердинер ожидал герцога в спальне. Он помог его светлости раздеться, герцог надел длинный, до пола, халат и отпустил слугу.
Подойдя к окну, он раздвинул занавески и некоторое время всматривался в темноту.
Сад спускался к озеру и в свете звезд был невероятно красив.
Тонкий серп луны поднялся над деревьями, освещая ту аллею, где утром герцог встретил Альдору. Невольно ему вновь вспомнились ее страстные обвинения.
«Вполне очевидно, — сказал себе герцог, — что у ее светлости нет намерения сделать меня своим зятем. Все гости — мои близкие друзья. Ясно, что, приглашая их, маркиза стремилась сделать мое пребывание в ее доме как можно более приятным».
Более того, его посадили рядом с Фенеллой Ньюбери.
Значит, до маркизы уже дошли слухи о том, что он интересуется этой дамой. Впрочем, все его друзья тоже получили возможность провести время с приятными для них дамами.
Маркиза знала вкусы всех приглашенных и, подобно волшебной фее, выполнила пожелания каждого.
У герцога внезапно мелькнула мысль, что ее светлость искусно управляет своими гостями, как если бы это были марионетки, которых она дергает за веревочки.
Он взглянул на небо и подумал, как бы он поступил в том случае, если желанная для него женщина вдруг окажется недоступной?
Он улыбнулся при этом, поскольку такого с ним еще не случалось, и он полагал, что вряд ли случится и в будущем.
Фенелла была рядом и — он не сомневался — ждала его с нетерпением.
И вдруг герцогу захотелось лечь спать вместо того, чтобы сделать то, чего от него ожидали.
На самом деле все шло как по маслу, его словно несло по течению, не требуя никаких усилий с его стороны. Оставалось совсем немного, и он получит желаемое.
Нет, это просто смешно!
Фенелла была самой красивой женщиной, которую он когда-либо встречал. Герцога влекло к ней, и он был уверен, что это взаимно.
«Так что же я медлю?»— раздраженно спросил он сам себя.
Он решительно задернул занавески и потушил свет.
Герцог всегда любил вставать рано.
Независимо от того, как поздно он лег накануне, он всегда просыпался не позже шести часов утра.
Иногда в Лондоне, если погода была сырой и пасмурной, он оставался в постели и читал. Но это случалось редко. Как правило, в шесть пятнадцать грум уже держал для него оседланного скакуна.
В это утро герцог поднялся даже раньше обычного, несмотря на бурно проведенную ночь.
Фенелла превзошла все его ожидания: она была сама нежность и страсть, хотя сам герцог не знал себе равных в искусстве любви.
Он принял прохладную ванну, с наслаждением смывая остатки сна и экзотический запах духов Фенеллы, который ему почему-то совсем не нравился.
Яростно намыливаясь, герцог думал о том, как чудесно будет прокатиться верхом по окрестностям, всегда поражавшим его своей красотой.
Он был в конюшнях, когда часы еще не пробили четверти седьмого. Грум уже оседлал серого жеребца, которого прислали в Гудвуд за несколько дней до прибытия герцога.
Герцог приобрел его сравнительно недавно, животное еще не до конца подчинилось новому хозяину.
При виде жеребца глаза герцога заблестели. Он любил эту давнишнюю борьбу между человеком и животным.
Вскочив в седло, он уже собирался выехать во двор, когда заметил, что неподалеку в поле кто-то уже тренируется в верховой езде, перепрыгивая через высокий забор.
Преграда была так высока, что герцогу показалось, что коню понадобятся крылья, чтобы преодолеть ее, или, если ему это и удастся, он непременно упадет и подвернет ногу.
Но ничего подобного не произошло: лошадь, благополучно преодолев препятствие, помчалась дальше. Тут герцог сообразил, что в седле — женщина.
— Кто это? — резко спросил он.
— Это леди Альдора, ваша светлость, — отозвался грум. — Ее светлость приказали поставить здесь барьеры такой же высоты, как на национальных скачках с препятствиями, и теперь они тренируют здесь лошадей.
Герцог не поверил своим ушам.
На ипподроме в Ливерпуле, где проводились национальные скачки с препятствиями, устанавливались самые высокие барьеры, и было невероятно, что их с такой легкостью преодолевала женщина.
Не говоря больше ни слова, герцог направил своего скакуна в загон, откуда лучше был виден круг препятствий, на которых тренировалась Альдора.
Пока он разговаривал с грумом, она успела преодолеть два высоких барьера и теперь готовилась взять еще два, находившиеся дальше всего от того места, где стоял герцог.
Первым был высокий забор, за которым начинался широкий ров с водой. Когда Альдора заставила коня взмыть над ним в воздух, герцог был уверен, что и лошадь, и всадница упадут прямо в воду. Однако наездница искусно заставила коня вытянуться в струну, так что он приземлился там, где следовало. Стоило ей замешкаться хоть на мгновение, беды было бы не избежать.
