Кэтрин Коултер - Строптивая невеста
— Ты разве не собираешься завтракать? Еда уже на столе, и если мы не спустимся к завтраку вовремя, то… Ну, ты же знаешь дядю Берджеса: он оставит нас голодными до обеда.
— Да-да, конечно, я сейчас, только управлюсь с застежкой. Не волнуйся.
Пока София возилась с пуговицами, ее брат прохаживался по спальне, заглядывая в каждый уголок комнаты с любопытством девятилетнего мальчика. Все ему было интересно, энергия била в Джереми ключом, и он ни секунды не мог посидеть спокойно. София наконец закончила свой туалет и мельком взглянула на себя в зеркало — на нее смотрела бледная, растрепанная девушка, в которой обольстительности было не больше, чем в раздавленной морской раковине. Хороша куртизанка, нечего сказать! Под глазами Софии залегли темные круги — свидетельство плохо проведенной ночи. Девушка взяла с туалетного столика гребень и начала причесывать растрепанные волосы, однако каждое движение руки давалось ей с превеликим трудом.
— Джереми, ты не поможешь мне причесаться? — обратилась София за помощью к брату.
Мальчик удивился подобной просьбе и вопросительно посмотрел на сестру, склонив голову набок в немом вопросе. София покачала головой, и Джереми, подойдя к сестре, спросил:
— Ты плохо себя чувствуешь, Софи? Что-нибудь не так?
— Ничего особенного, просто небольшое недомогание, — ответила она и протянула брату гребень.
Кое-как Джереми справился с пышной шевелюрой сестры, и это было лучше, чем совсем ничего. София стянула волосы сзади черной бархатной лентой и сказала:
— Ну что, дорогой, теперь пошли завтракать? Джереми, внимательно вглядевшись в сестру, ответил:
— Мне кажется, ты что-то от меня скрываешь. София дотронулась своими нежными пальчиками до щеки брата и погладила ее, стараясь успокоить мальчика.
— Не беспокойся, Джереми, со мной все в порядке. Легкая боль в желудке, и больше ничего, уверяю тебя. Съем за завтраком пару чудесных булочек, испеченных Тилдой, и боль как рукой снимет.
Мальчик, успокоенный словами сестры, направился к выходу. Походка у Джереми была несколько странной, подпрыгивающей, но не более того — так считала София; на самом деле он сильно хромал, и посторонний человек оценил бы движения Джереми как неуклюжие и плохо скоординированные. Джереми она любила больше всего на свете, любила беззаветной, преданной любовью, и его благополучие стояло у нее на первом месте. Мальчик отвечал сестре такой же сильной привязанностью, какую она испытывала к нему, для него София была, по сути дела, единственным близким и родным человеком.
Брат с сестрой спустились в столовую, где их уже ждал дядя Тео. Столовая выходила окнами на веранду, двери которой, а также выкрашенные в зеленый цвет ставни были открыты, и в помещении за счет этого создавался небольшой сквозняк. На улице воздух был неподвижен, напоен густыми ароматами цветущих роз, жасмина, бугенвиллеи, кассий и рододендрона. В жаркое время дня запах цветов становился слишком сильным и поэтому неприятным, но сейчас, в утреннюю пору, ароматный воздух придавал особенную прелесть окружающей обстановке, которую София уже давно не замечала. Последние тринадцать месяцев ее жизнь была невыносима и ничто не радовало девушку, кроме разве что улыбающегося лица Джереми.
Тринадцать месяцев назад о Софии начали говорить как о развратной женщине. Тринадцать месяцев назад жены местных плантаторов перестали замечать ее и отворачивались всякий раз, когда сталкивались с ней на улице или в лавке. Правда, в гостях у Теодора Берджеса благородные дамы не выказывали своего презрения так открыто из уважения к чувствам хозяина, которым они не уставали восхищаться; они были с Софией холодны, но вежливы.
— А булочек сегодня нет, — разочарованно заметил Джереми. — Хочешь, я спрошу о них у Тилды?
— Нет, дорогой мой, это излишне. Я съем свежего хлеба. Сиди спокойно и ешь.
Джереми с большим энтузиазмом, как, впрочем, и всегда, последовал совету сестры и с аппетитом начал уплетать еду.
Теодор Берджес после завтрака занялся привезенной из Лондона «Газетт» недельной давности и время от времени посматривал из-за газетных листов на племянницу, с удовольствием отмечая иногда появлявшееся в ее глазах выражение боли. Выждав еще пару минут после того как София начала завтракать, он сказал:
— После завтрака нам нужно будет кое-что обсудить, моя дорогая. Я уверен, ты, как обычно, пойдешь навстречу моим желаниям. О, зачем же ты откладываешь в сторону вилку? Поешь еще. Я понимаю, жара не способствует аппетиту, но, если ты будешь так мало есть, ты похудеешь.
Джереми не прислушивался к словам дяди, он намазывал масло на поджаренный ломтик ямса.
— Хорошо, дядя. После завтрака я зайду к вам в кабинет, — ответила София.
— Будь любезна, дорогая, ты мне очень нужна. А что касается тебя, милый племянник, то я возьму тебя с собой на плантацию. Мне хотелось бы, чтобы ты ознакомился с кое-какими хозяйственными работами и процессами, тебе такая прогулка принесет несомненную пользу. От жары, конечно, не уйдешь, но наша прогулка займет немного времени, можно потерпеть и зной. Ты увидишь, как делается ром, а также понаблюдаешь за методами мистера Томаса, которыми он пользуется для поддержания дисциплины среди рабов. Если этого не делать, чернокожие начнут воровать и выпьют весь ром.
Джереми, в предвкушении занимательной прогулки, радостно посмотрел на сестру, и она, видя неподдельный восторг в его глазах, на миг забыла о своих горестях.
* * *Сэмюель Грэйсон видел, как Райдер, взлохмаченный, потный, в прилипшей к телу мокрой белой рубашке, с красным от свежего загара лицом, вернулся в дом после утреннего объезда территории плантации. Эмиль сопровождал Райдера, показывая ему владения. Управляющий предположил, что в настоящий момент Райдер должен находиться где-нибудь в прохладном месте, и действительно вскоре обнаружил молодого человека сидящим в хорошо затененном, продуваемом ветерком уголке веранды, ведущей в бильярдную.
— Прошу меня извинить, Райдер, — обратился к хозяину управляющий, — только что принесли приглашение от мистера Теодора Берджеса из Кэмил-холла. Мистер Теодор Берджес приглашает вас на бал в эту пятницу. Он надеется видеть вас в числе своих почетных гостей.
— Бал? — удивленно переспросил Райдер, пробуждаясь от дремоты. — Господи, Грэйсон, разве можно танцевать в такую жару? Наверное, этот Берджес шутит.
— Ни в малейшей степени. Бальная зала там хорошо проветривается благодаря большому количеству дверей, и, кроме того, вдоль стен будут стоять рабы с опахалами из пальмовых листьев и усердно обмахивать ими гостей. Вы приятно проведете время, смею вас уверить.
