Ханна Хауэлл - Если он поддастся
Глава 3
Брент в изумлении уставился на Олимпию. Он открыл рот, но, так и не придумав, что сказать, закрыл его, после чего в изнеможении рухнул на канапе и посмотрел на графин с бренди.
– Это вам не поможет, милорд. – Олимпия перестала расхаживать по комнате, остановившись перед огромным камином. – Вам это ни к чему.
– Разве? – Брент вздохнул. – Я только-только пришел в себя, а тут объявились вы. И теперь мой дворецкий трупом лежит на полу в холле, вы учинили драку со служанкой, которую пришлось уволить, и еще я узнал, что парнишка, который чистит мне сапоги, мой самый настоящий брат. – Он взглянул на Томаса, и тот ответил ему улыбкой до ушей. – Вдобавок вы рассказали, что мать пытается продать мою сестру – невинное дитя! – самому гнусному развратнику из всей нашей аристократии. Выпивка была бы сейчас весьма кстати…
– Я очень сомневаюсь в том, что Минден самый гнусный развратник, – пробормотала Олимпия, прислонившись к стене рядом с камином.
Она тут же оцепенела, потому что перед ее мысленным взором замелькали картинки: вот белокурая женщина прижалась спиной к стене, а Брент яростно занимается с ней любовью, и глаза его закрыты. А вот еще одна полуголая женщина; она стоит у него за спиной и гладит ладонями по всему телу. Олимпия быстро отошла от стены.
– О, мужчины! – Отвращение отчетливо прозвучало в ее голосе. – У стены?.. Прижав ее к стене, да, Филдгейт? – Она вздрогнула, осознав, что отвращение отчасти было вызвано острым приступом злой ревности, поразившей ее в самое сердце. – Две сразу, да, Филдгейт?
Смутившись, Брент захлопал глазами. Потом вспомнил, каким даром якобы обладала Олимпия, и чуть не выругался вслух. Причина его смущения заключалась в том, что он почти ничего не помнил из того, что ей, очевидно, привиделось. Олимпия, судя по всему, знала о том эпизоде намного больше, чем он, и это обстоятельство само по себе было унизительным.
– Может, вернемся к моей сестре? – спросил Брент и указал ей на кресло.
Олимпия с опаской осмотрела кресло, прежде чем занять его. Ей больше не хотелось становиться невольной свидетельницей разнузданного поведения Брента. Осторожно присев на краешек, она с облегчением вздохнула – в голове не возникло непристойных картинок.
– Две недели назад я виделась с вашей сестрой Агатой, когда она приехала в Уоррен, чтобы попытаться найти Редмана. Она приехала одна, поэтому я сразу поняла: назревает что-то нехорошее. Мне потребовалось потрудиться, чтобы вытянуть из нее всю историю. – Олимпия налила себе чаю. – Как я уже сказала, ваша мать торгуется с лордом Хорасом Минденом, намереваясь выдать Агату за него. Ваша сестра в ужасе от того, что сделку скоро завершат и ее насильно выдадут замуж за этого человека. Это само по себе отвратительно, когда молодую девушку отдают в жены старику, но он ведь еще и… – Олимпия попыталась подыскать слово, достаточно выразительное, чтобы описать сэра Хораса.
– Свинья, – подсказал Брент и запустил пятерню в волосы. – Мы с ним не очень хорошо знакомы, но мне о нем известно достаточно, чтобы понять тех родителей, которые ни под каким видом не отдадут за него своих дочерей.
– Боюсь, ваша мать пойдет на это.
– Это все из-за денег. Я выплачиваю ей исключительно щедрое содержание, но она всегда была жадной, всегда стремилась заполучить как можно больше.
– А я сомневаюсь, что сделка между вашей драгоценной матерью и Минденом касается только платы за жертвенную девственность.
Брент болезненно поморщился, услышав такие слова о своей сестре, но вынужден был признать, что слова эти близки к истине. Агата делала лишь самые первые шаги в мире женственности, и так уж сложилось издавна, что девушек могли выдавать замуж в весьма юном возрасте – такова была традиция. Правда, в последнее время традиция эта стала меняться. Однако браки среди аристократии заключались без оглядки на любовь и на романтические чувства, даже физическая совместимость не принималась во внимание. Но выдать замуж девочку, только что выпорхнувшую из учебных классов, за старого развратника, годившегося ей в деды… Большинство его сверстников отнеслись бы к этому с явным неодобрением. К тому же нельзя было сказать, что Миндену требовалась молодая жена, чтобы родить наследника. У него уже имелось их несколько.
– Судя по всему, мать не интересует мнение общества, – заметил граф.
– Ни в малейшей степени. – Олимпия доела кусок слоеного пирога, раздумывая над тем, что ей рассказала Агата. – Мне кажется, ваша матушка рассчитывает на помощь Миндена в какой-то коммерческой авантюре. Агата утверждала, что большая часть из того, что она услышала, напоминало ей торговые переговоры, а не договор о помолвке. В принципе разница небольшая, но все-таки…
– Любые дела с участием Миндена – это грязные дела. – Брент тихо выругался, и Олимпия, пившая чай, выразительно приподняла тонкую черную бровь. – Но, как я узнал на собственном опыте, для моей матери деньги не пахнут.
В каждом его слове сквозила горечь, и Олимпии стало интересно, продолжал ли он скорбеть о своей потерянной любви. Впрочем, едва ли… Брент не виделся с Фейт в течение года до того, как узнал, что его мать продала девушку в бордель, где ее и убили. И после этого прошло уже два года. Конечно, скорбь могла бы проявиться долгое время спустя, однако граф не производил впечатления человека, цеплявшегося за горестные переживания, как какой-нибудь унылый поэт. Нет-нет, что-то другое заставляло его испытывать горечь и гнев, но сейчас было не время об этом думать – ведь Агате срочно требовалась помощь.
– А можно просто взять и отказаться одобрить этот договор? – Олимпия нахмурилась, увидев, что граф слегка опешил. – Вы же глава семьи, разве не так?
– Все так. Однако… Как бы это сказать?.. Мою власть сильно урезали, прежде всего в отношении того, что касается Агаты.
– Как такое могло случиться? Закон всегда отдает мужчине главенствующее право.
– Я так понимаю, что в ход пошли крупные взятки. Возможно – и небольшой шантаж. Плюс мое не самое безукоризненное поведение в течение нескольких лет. Мать потребовала для себя полного контроля над Агатой и получила его. Только я начал думать над тем, как вывести сестру из-под ее влияния, как у меня в одночасье отобрали возможность сделать хоть что-нибудь. Как будто мать знала заранее о моих планах…
– Вероятно, так и было. Не сомневаюсь, что ваш дворецкий ее человек. Я начала подозревать, что здесь что-то не так, когда узнала, что вы не откликнулись на призывы Агаты о помощи. Мои письма также остались без ответа, что весьма меня удивило. Каким бы гулякой вас ни считали, вы всегда мне казались человеком вежливым. Когда же ваш дворецкий отказался меня впустить…
