Александра Девиль - Перстень Дарины
У стены напротив входа стояла кровать с откинутым пологом, и в ней на высоких попутках полулежал старик в белом одеянии и круглой шапочке на седых волосах. Его лицо, изможденное летами и недугом, все еще хранило следы благородной красоты, а в черных глазах, окруженных сеткой морщин, блестел живой и острый ум.
По бокам кровати, словно стражи, стали фра Гаспаро и еще один монах крепкого телосложения. Было видно, что бдительные слуги зорко охраняют своего господина и не допустят, чтобы незнакомцы остались с ним наедине.
Антон и Дарина, сделав несколько шагов к кровати, склонились в глубоком поклоне.
Голосом, довольно звучным для больного старика, аббат обратился к ним по-гречески:
— Каким языком вы владеете лучше — греческим или латынью?
— Я знаю и греческий, и латынь, — ответил Антон. — Моя жена знает их хуже, но я помогу ей все понять в нашем разговоре.
— Твое лицо мне кажется знакомым, — вдруг сказал аббат, присматриваясь к Антону. — Мы с тобой не могли видеться раньше?
— Нет, синьор, мы никогда не встречались.
— Откуда вы родом? Как ваши имена?
— Зовут нас Антоний и Дарина, мы родом из Руси.
— Из Руси?.. — Микеле немного встрепенулся, приподнявшись на подушках. — Ты сказал, что у тебя есть какое-то кольцо, которое должно меня заинтересовать?
— Да, синьор, вот оно. — Антон снял кольцо с пальца и протянул его на ладони епископу.
Но фра Гаспаро, не позволив ему приблизиться к хозяину, перехватил кольцо и услужливо подал его Микеле. Старик трясущимися руками взял свою фамильную драгоценность и долго рассматривал, беззвучно шевеля губами. Потом перевел пристальный, горящий взгляд своих больших черных глаз на Антона и спросил его:
— Откуда у тебя это кольцо?
— Когда-то давно, шестьдесятлет тому назад, в Константинополе киевской боярыне Елене это кольцо подарил любимый человек, — ответил Антон. — Потом юноша исчез, и Елена думала, что его убили. Она вернулась в Киев и там родила сына, названного Михаилом. Поскольку Елена была молодая вдова, никто не догадался, что ребенок у нее не от мужа, а оттого юноши, которого она любила. Она до конца дней осталась верна своей любви. Сын ее вырос и стал священником. Он погиб во время нашествия монгольской орды на Русь. Вскоре умерла и Елена. А перед смертью она поведала свою историю и отдала это кольцо крестнице — боярыне Ольге. Ольга же со временем все пересказала своей дочери Дарине, которая теперь стала моей женой.
Микеле Каффаро слушал Антона, подавшись вперед и, казалось, ловил каждое его слово. Было видно, как взволновал прелата рассказ о событиях давних лет.
— Значит, Елена и ее сьш умерли… — прошептал он, скорбно сдвинув брови, и тут же обратился к Дарине: — А ты, дитя мое, осталась единственной наследницей Елены?
— Нет, господин, я не вправе быть ее наследницей, потому что у Елены остался родной внук, — сказала Дарина, глядя прямо в тревожные и вопрошающие глаза Микеле.
— Внук? — удивился он. — Но ведь вы сказали, что ее сын был священником? А впрочем, священники греческого обряда, кажется, не дают обет безбрачия?
— Объясни ему все, — прошептала Дарина мужу.
— У Михаила был сын, который, к сожалению, так и не встретился со своим настоящим отцом, — вздохнул Антон. — Михаил любил женщину, бывшую замужем за грубым и жестоким человеком. Эта женщина родила мальчика — плод ее тайной любви с Михаилом. Долгие годы она скрывала происхождение ребенка, как в свое время это скрывала Елена.
— Так у Елены есть внук? — вскричал Микеле, откинув одеяло и спустив ноги на пол. — Кто он, где?
Дарина сделала шаг вперед и, указывая на Антона, тихо сказала:
— Вот он — ваш внук, синьор Каффаро.
— Антоний?.. Антонио?.. Такты мой внук?
Микеле вскочил на ноги, но к нему тотчас бросились фра Гаспаро и другой монах и подхватили его под руки, слоимо желая поддержать. Однако аббат отстранил их и, жестом подозвав к себе Антона, взял его за плечи и стал внимательно разглядывать неожиданного гостя, приговаривая:
— Мой внук, моя родная кровь… Даже если бы не это кольцо, я мог бы догадаться… Сама природа мне подсказала. Недаром твое лицо показалось мне знакомым. Это ведь мое лицо в молодости. Мои глаза… Я словно смотрю в зеркало прошлого… Гаспаро! — вдруг крикнул он своему помощнику. — Гаспаро, приведи сюда Луиджи, и немедленно! Луиджи помнит меня молодым, он должен узнать… Отдерните занавески, пусть в комнате будет светло!
Через пару мгновений, словно услышав зов друга, в комнату при помощи слуги приковылял сгорбленный старик и надтреснутым голосом спросил:
— Ты звал меня, Микеле?
— Подойди сюда, к свету, Луиджи! — велел аббат. — Ты немощен, друг мой, но у тебя пока еще хорошее зрение. Тебе никого не напоминает этот молодой незнакомец?
Луиджи недолго сомневался; едва разглядев лицо Антона, он тут же воскликнул:
— Клянусь своей грешной душой, никогда не видел такого удивительного сходства! Только волосы у него немного светлей… Если бы я не знал, что у тебя нет потомства, то решил бы, что этот юноша…
— Да! Да! — победоносно вскричал Микеле. — Он и есть мое потомство! Антонио — мой внук!
— Внук?.. Но как же это?.. — растерялся Луиджи и почти упал в подставленное ему кресло.
Фра Гаспаро подошел к своему господину и тихо ему прошептал:
— Прошу прощения, синьор, но такое сходство может оказаться просто случайным.
— А кольцо? А рассказ о Елене? Ведь этого никто посторонний не знал и не мог знать! О, недаром у меня с утра было предчувствие, что сегодня случится что-то необыкновенное! — заявил Микеле. — Гаспаро, зови слуг, пусть накрывают в гостиной стол, я хочу отпраздновать обретение своего внука! Антонио, мальчик мой, как жаль, что мы с тобою разной веры, но сегодня я хочу об этом забыть! Оденьте меня в светское платье!
— Синьор, излишнее возбуждение может вам навредить, — слегка нахмурился фра Гаспаро. — Врач предостерегал, чтобы вы не вставали с постели.
— Да что понимает этот невежественный эскулап? — отмахнулся Микеле. — Радость никогда не может повредить человеку. А хоть бы и повредила — не беда! Лучше несколько счастливых дней, чем годы одиночества и тоски. Иди, Гаспаро, выполняй мои распоряжения. И не бойся за меня, я не упаду. Мои внуки меня поддержат, не так ли, милые? — обратился он к Антону и Дарине.
— С радостью, господин! — в один голос откликнулись молодые супруги.
— И не зовите меня «господин», я ведь ваш дед, — подмигнул Микеле, взяв их за руки. — Понимаю, дети мои, что вам трудно сразу назвать меня дедом, но зовите хотя бы «падре». Ведь это вы сможете?