Ребекка Брэндвайн - Роза восторга
Она медленно и задумчиво ответила:
– Воррик… Воррик не любит меня, Гил. Пока не любит. Но я решила завоевать его сердце. Как и меня, когда-то в прошлом его сильно обидело предательство возлюбленной, и рана эта до сих пор болит. Но все же он желает меня, – откровенно призналась она брату. – Мне нравится, что он заботится обо мне. По крайней мере, это уже кое-что. Муж также думает о моем благополучии. А это немаловажно в данной ситуации. Я знаю, что Воррик бросился бы, как зверь, защищать меня, если потребуется, как тогда в Окенгейте. Да, я довольна.
Гил, кажется, рад был это слышать.
– Тогда я рад за тебя, Изабелла.
– Ну, пойдем, брат, – Изабелла улыбнулась и протянула руку. – Мне бы хотелось, чтобы ты поближе познакомился с моим мужем. Если муж полюбит меня, то должен также полюбить и тебя. Ведь ты – это часть меня.
…Прошло почти три дня с тех пор, как лорд Лионел Валерекс появился во дворце. С ним была его жена, леди Джильен. Несмотря на то, что он презирал ее, Лионел понимал, что по правилам этикета жена должна присутствовать вместе с мужем при дворе. Поэтому он послал за ней, чтобы вместе поехать в Лондон.
Пальцы Изабеллы вцепились мертвой хваткой в руку Воррика, когда она заметила в большом зале Лионела. Хотя Изабелла и догадалась о том, что, как и Гил, он тоже приехал в Лондон, но не понимала, как на нее может повлиять их встреча. Воррик заметил ее напряженное лицо, потом быстро оглядел комнату, пытаясь понять причину такого внезапного расстройства Изабеллы. Его губы плотно сжались.
– Все же вы еще питаете какие-то чувства к Лионелу, мадам, – упрекнул ее граф.
– Кому, как не вам, известно, что такая рана, которую Лионел мне нанес, требует времени, чтобы полностью зажить, милорд, – напомнила мужу Изабелла. – Его появление застало меня врасплох. Я глубоко сожалею, что мне не удалось скрыть свои эмоции, заметив его присутствие. Не думайте, что я все еще люблю его, Воррик. Это совсем не так. Просто… просто мое сердце немного сжалось от тоски и печали. Умоляю, не судите меня слишком строго за это.
– Нет, конечно же, нет. Я просто вынужден напомнить вам, что вы – моя жена, и я требую хорошего отношения ко мне как телом, так и душой.
– Я не забываю об этом, милорд, и целиком предана вам с того самого дня, как мы поженились. Я не глупа и не жестока, чтобы обманывать вас. Не могли бы мы… не могли бы мы уйти, Воррик?
– Нет, Белла. Я вовсе не хочу, чтобы моя жена была трусом. Вы не станете от него прятаться, а останетесь здесь и дадите ему понять, что он больше не занимает ваши мысли.
– Но… но, как хотите, милорд. Скажите, это… это его жена? – спросила девушка и посмотрела на женщину, которую сопровождал Лионел.
– Думаю, что да.
– Она… она кажется не очень счастливой. Не правда ли?
– Да, мадам, действительно. Риз говорил мне, что леди Джильен не хотела выходить замуж ни за наследника Сант-Сейвора, ни за другого мужчину. Она слишком набожна и хотела уйти в монастырь.
– Тогда мне ее жаль, – сказала Изабелла, внимательно рассматривая леди Джильен. – Я не думаю, что Лионел обращается с ней так же хорошо, как вы со мной, Воррик.
В самом деле, это была правда. Леди Джильен Валерекс, урожденная Бьюмарис, очень боялась своего мужа. Маленькая, невзрачная, неприметная, она напоминала робкую испуганную мышь и выглядела жалкой и несчастной, очутившись в большом зале.
Хотя ее служанки и она сама сделали все возможное, чтобы завоевать его одобрение, Лионел был ужасно недоволен ее внешностью. Рассерженный, как всегда, одним только видом ее, он грубо накричал на нее и отхлестал по щекам за то, что та так глупа и некрасива, скомандовав ей переодеться в подобающее предстоящему случаю платье. Но у Джильен не было ничего более подходящего. Услышав такое, Лионел откинул крышку ее сундука и вытащил оттуда все платья, в гневе разбросав их вокруг, и с ненавистью топтал их, когда увидел, что она сказала правду. Потом он, попеременно то разражаясь гневом, то успокаиваясь, обвинял ее в том, что у нее не хватило ума взять те платья, которые уместно надевать при дворе, а Джильен была слишком испугана, чтобы напомнить ему о том, что он не дал ей денег на покупку соответствующих платьев. Теперь у нее совсем упало настроение, когда она поняла, насколько серо и тускло одета. Ее облачение напоминало монашеский костюм, который был безнадежно не к месту среди модных, ярко украшенных платьев на других женщинах. Хотя Джильен изо всех сил пыталась не заплакать, она понимала, что в любой момент может разразиться слезами. Это было бы настоящей катастрофой, потому что за это Лионел снова побьет ее, как только они очутятся наедине в комнате, побьет, как всегда, безжалостно. Ей хотелось незаметно ускользнуть, но она знала, что муж не разрешит ей сделать этого, поэтому она молчала. Она попыталась сосредоточиться на разговорах, которые велись вокруг, и отчаянно хотела не быть такой некрасивой и недогадливой.
Но невзрачность Джильен была скорее следствием ее природной скромности, чем чего-либо другого. Ее лицо вовсе не было неприятным. У нее были прекрасные карие глаза, которые могли при случае загадочно сверкать (хотя она редко поднимала их, поэтому никто из присутствующих этого не замечал), а ее вздернутый носик открывал очаровательный, нежно очерченный рот, свидетельствующий о доброте натуры. Ее кругленькие щечки украшал нежный румянец, а каштановые волосы были трогательными, как у ребенка, локонами, обрамляли лицо, что делало ее очаровательной, если бы у Лионела было время, а главное, желание все это заметить.
Джильен была вовсе не глупа, скорее, наоборот. Ее считали умной и начитанной, потому что большую часть своей жизни она провела за прилежной учебой, готовя себя к тому дню, когда найдет утешение в ближайшем монастыре. Джильен не верила, что отец Лионела будет настаивать на помолвке со своим сыном, если она расскажет ему о своих религиозных убеждениях. Или ее отец, лорд Девизес, кто действительно заставил девушку выйти замуж за Лионела Валерекса. Она была уверена, что это предпринималось с целью соединить их земли: хотя Лионел и был наследником отца, Джильен ничего не унаследовала, потому что законы Девизесов запрещали женщинам вступать в наследство. Если Джильен не родит сына, то после смерти отца его имение будет принадлежать короне, а она останется фактически без единого пенса. Девушку, правда, это не заботило. Если она пострижется в монахини, то ей и вовсе не нужно будет богатство. Небольшой доход, который бы Джильен получала в этом случае, вполне удовлетворял бы ее.
– Смотрите!
Джильен была оторвана от своих раздумий криком Андре Монтега.
– Это Роза Восторга! Пошли, Эдмонд, мы должны убедиться, взяла ли она букет Джеофри. Если нет, то мы выиграли пари!
