К. Харрис - Когда рыдают девы
Деревушка Девять Вязов лежала к югу от реки, за Ламбетом и Воксхоллом, в болотистой низине, известной своими ветряными мельницами, зарослями лозняка и полянами с крапивой и рутой.
– Спасибо, – поблагодарил Девлин и повернулся, чтобы дать распоряжения кучеру и подсадить Геро в карету.
– Странно, что вы полюбопытствовали про цыган, – добавил ночной сторож.
Задержавшись на подножке, Себастьян оглянулся:
– Это почему же?
– А мистер Теннисон тоже меня про них спрашивал, – ответил старик, – всего пару часов назад.
Цыганский табор обнаружился на лугу возле поросшего ивами ручья. С полдюжины кибиток на высоких колесах стояло полукругом в стороне от дороги. Сырые костры лениво потрескивали в сумерках. Синий дым смешивался с туманом, ветер доносил острый запах горящих дров, чеснока и лука. На краю разбитого лагеря, вскидывая головы, нервно ходили боком спутанные кони, и лошадиное ржание сливалось с перекатывающимся в темном небе громом.
Виконт подал знак кучеру остановить карету, и тут из-под кибиток с гавканьем выскочила свора тощих рыжих собак. Высокий мужчина в широкополой черной шляпе и белой рубашке подошел к крайней повозке и остановился, устремив взгляд на чужаков. Он не сделал ни единого движения, чтобы приблизиться – просто стоял, поддерживая одной ладонью чашу своей глиняной трубки, и наблюдал из-под полей шляпы, как собаки окружают экипаж.
– И что нам теперь делать? – спросила Геро, между тем как лающая и рычащая стая заскакала вокруг кареты.
– Оставайся на месте. – Распахнув дверцу, Себастьян спрыгнул на землю, схватил из-под ног камень и швырнул в собак. Те тут же ретировались, опустив уши и поджав хвосты.
– Впечатляет. Этому ты тоже научился в Испании? – Геро присоединилась к мужу, но Девлин заметил, что она держит одну руку в ридикюле.
– Даже если у тебя нет камня, наклонись и сделай вид, будто ты его бросаешь – подействует точно так же.
– Постараюсь запомнить.
Они пошли по болотистому лугу к табору, задевая одеждой высокую мокрую траву. Уже можно было рассмотреть женщин в пышных цветастых юбках и других мужчин, которые сидели у костров, делая вид, будто не замечают прибывших. Но дети держались в тени, тихие и молчаливые, поглядывая черными, враждебными глазами.
– O boro duvel atch pa leste, – обратился Себастьян к стоявшему особняком у крайней повозки цыгану.
Тот фыркнул и глянул исподлобья, сжимая в зубах черенок трубки. У мужчины было темное от загара лицо, густые сивые усы и курчавые черные волосы, щедро посеребренные сединой. Левую бровь пересекал бледный шрам.
– Старуха, которая предсказывает судьбу на террасе Адельфи, – продолжал виконт на цыганском, – мы бы хотели с ней поговорить.
Предводитель табора молча смотрел на Девлина. Ни один мускул на его лице не шевельнулся.
– Мне известно, что у вас есть двое маленьких гадже[47], – вел дальше Себастьян, хотя и не был уверен в этом, а всего лишь полагался на интуицию. – Мальчик девяти лет и второй помладше – трех.
Цыган языком передвинул во рту трубку.
– К чему это вы? – спросил он на английском. – Будто мы неспособны нарожать собственных ребятишек, поэтому нам приходится воровать ваших?
– Я не обвиняю вас в похищении. Я знаю, что вы укрыли детей от человека, который убил их родственницу. – Собеседник по-прежнему пристально смотрел, и виконт добавил: – Мы не желаем мальчикам зла. Но у нас есть причины полагать, что убийце теперь известно, где они прячутся.
Геро тронула мужа за руку:
– Девлин…
Он повернул голову. В проеме ближайшей кибитки появилась гадалка с террасы Адельфи, державшая за руку малыша. Темно-русые волосы обрамляли чумазое личико мягкими локонами, словно у девочки, но ребенок был одет не в платьице, а в синий костюмчик с короткими рукавами. Штанишки, пристегнутые к пиджачку, порвались на коленке, видневшаяся белая рубашка с оборчатым воротником запачкалась. Мальчик уставился на новоприбывших круглыми, серьезными глазами.
– Привет, Альфред, – протянула к нему руки виконтесса. – Помнишь меня, мой хороший?
Цыганка отпустила его ладошку, и после минутного колебания малыш пошел к Геро. Та подхватила его с повозки и прижала к себе, на один предательский миг зажмурив глаза.
– А старший? – спросил Себастьян. – Где Джордж?
Ему ответила старуха.
– Он ходил с нашими мальчишками вниз по реке ловить ежей. Дети уже возвращались в табор, когда их по дороге перехватил мужчина в двуколке и увез парнишку.
– Как давно? – вскинулся Девлин.
– Час назад. Может, и побольше.
– Господи Боже, – прошептала Геро, встречаясь взглядом с мужем.
Выуживая из кармашка золотые гравированные часы, виконт повернулся к усатому цыгану:
– Даю четыреста фунтов за самого быстрого из ваших коней и седло, а часы оставляю как залог до того времени, когда смогу заплатить деньги. А для уверенности, что вы действительно дадите мне лучшую лошадь, обещаю: если успею догнать двуколку – набавлю еще столько же.
– Мы же не знаем, куда они направились, – вмешалась Геро.
– Не знаем. Но я догадываюсь. Думаю, Хильдеярд повез мальчика на Кэмлит-Моут.
ГЛАВА 50
Цыгане продали виконту полудикого гнедого жеребца, который отпрянул в сторону, прижимая уши и пританцовывая, когда Девлин положил ему на спину седло.
– Не нравится мне, как посматривает этот конь, – заметила Геро, державшая на бедре маленького Тенннисона. Мальчик склонил голову ей на плечо, смежив веки.
– Он быстрый. Сейчас это главное, – затянул подпругу виконт. – Сэр Генри должен быть еще на Боу-стрит. Скажи ему, что угодно, только пусть пришлет на островок людей, и поживее.
– А что, если ты ошибаешься? Что, если Хильдеярд повез Джорджа не на Кэмлит-Моут?
– Надумаешь другое возможное место, сообщи Лавджою, – вскочил в седло Себастьян. Жеребец под ним встал на дыбы и взбрыкнул.
– Девлин…
Он развернул гарцующего коня и оглянулся на жену.
На один напряженный миг их глаза встретились, и Геро сказала:
– Будь осторожен. Пожалуйста.
Ветер развевал ее юбки, трепал у бледного лица выбившийся темно-русый локон.
– Не волнуйся, у меня есть веская причина быть осторожным.
– Имеешь в виду своего сына?
– Вообще-то, – улыбнулся Сен-Сир, – я рассчитываю на девочку – на дочь, такую же умную, сильную и столь же безгранично преданную своему родителю, как ее мать.
Из уст Геро вырвался удивленный, неуверенный смешок, и Себастьян заставил коня подступить ближе, чтобы можно было дотянуться и коснуться ладонью ее щеки. Он хотел сказать, что намерен поберечься и ради нее тоже, что понял, насколько она важна для него, понял в то самое время, когда почувствовал, как теряет ее, по сути, еще не обретя. Он хотел признаться, что открыл для себя: можно полюбить снова, не предавая первую любовь.
