Шерри Томас - Восхитительная
– Повидаться с моим нотариусом, чтобы включить вас в завещание.
Она подперла подбородок ладонью:
– И что вы мне оставляете?
– Все. Верити села.
– Конечно, кроме Фэрли-Парк. Сейчас не смогу. – Стюарт натянул жилет. – Но я собираюсь подать петицию в парламент, чтобы снять ограничение на земельные отчуждения.
Она даже разинула рот:
– Поместье-майорат уйдет из семьи?
– Вы моя семья, – ответил он. – Учитывая мою близость к вершинам власти, я назначу голосование по этому вопросу, как только парламент начнет работу. Тогда вы получите и Фэрли-Парк.
– Я сейчас заплачу, знаете ли, – прошептала Верити. Стюарт подошел к ней и поцеловал.
– Но я отдаю то, что самому без надобности! Вас так легко порадовать.
Ночью выпал первый снег. Землю покрыл белоснежный покров в несколько дюймов толщиной. В окно спальни Верити смотрела, как Стюарт уезжает, и удивлялась: как это она еще не взлетела под самый потолок, если сердце так переполнено счастьем?
Когда возлюбленный уехал в направлении Букингемского дворца, Верити быстро умылась, оделась и приготовилась выйти, чтобы закупить провизии. Однако не успела она спуститься на первый этаж, как зазвенел дверной звонок. Верити открыла. Внутрь ворвался порыв холодного воздуха, удивительно чистого для Лондона. Снег продолжал падать густыми хлопьями.
– Дома ли мадам Дюран? – спросил юный розовощекий лакей, на которого уже успел налипнуть снег.
– Это я.
Лакей поклонился:
– Мэм, ее светлость, вдовствующая герцогиня Арлингтон, желает с вами повидаться.
Уж не ослышалась ли она? Верити уставилась на лакея. Разумеется, ей следовало сразу узнать эту ливрею, как только она открыла дверь. И гербы на карете, стоящей возле крыльца, – их невозможно было спутать с другими.
Вдовствующая герцогиня времени не теряла. Несмотря на вчерашние опасения, Верити все же не думала, что она узнает так быстро. Сердце, минуту назад переполненное теплом и радостью, вздрогнуло отболи, словно его проткнули сосулькой. Усилием воли Верити заставила себя вспомнить, что власти герцогини хватит лишь на то, чтобы лишить ее законных привилегий и признания, но у нее и так уже все отнято. Ей нечего больше терять!
– И зачем ее светлости понадобилось меня видеть? – с некоторой горечью в голосе спросила она, Верити не сделала ничего дурного, ей незачем униженно выслушивать нотации вдовствующей герцогини.
Лакей смутился. Очевидно, тем, кого призывала к себе вдовствующая герцогиня, полагалось не задавать вопросы, а тотчас же прыгать в первую попавшуюся карету, чтобы предстать перед ее очами как можно быстрее.
– Не могу знать, мэм, – ответил лакей невозмутимо: Верити легко могла отказаться. Но что, если вдовствующая герцогиня вовсе не намерена читать ей мораль? Что, если у нее есть серьезные причины повидать Верити? Ведь говорят же, что с возрастом люди становятся гораздо снисходительней к тем, кто нанес им оскорбление?
– Одну минуту, – сказала Верити лакею.
Глупо питать подобные надежды, если речь шла о герцогине. Но такой уж сегодня был день – располагал к надеждам! Ведь глупо было также надеяться, что она и Стюарт снова будут вместе. Что ж, сегодня Верити позволит себе надеяться даже на самое невероятное.
Мадам Дюран надела пальто и забралась в ожидающую ее карету. Там ее дожидалось горностаевое покрывало, а также жаровня и нагретый кирпич под ноги. Она осторожно набросила покрывало на колени – вот уже многие годы не прикасалась она к такой дорогой и роскошной вещи. Может быть, ее надежды не так уж несбыточны. Если бы вдовствующая герцогиня хотела устроить ей веселую жизнь, вряд ли снабдила горностаями, чтобы укрыть ее от холода зимней дороги.
Карета отъехала от обочины, покатилась легко и плавно. Зато сердце Верити так и подпрыгивало. После своего бегства из дому она всего раз видела тетю. Тогда она только начинала обучение у месье Давида. Это было на венчании подруги детства; в то утро Верити стояла в толпе зевак, привлеченных зрелищем пышной аристократической свадьбы. Видеть, как подруга спускается по ступеням церкви рука об руку с новоиспеченным мужем, было и без того больно. Но видеть, как герцогиня – еще не вдовствующая – кивает молодым в знак одобрения... Верити лишилась присутствия духа на несколько долгих недель.
От Кэмбери-лейн до Белгрейв-сквер было не больше полумили езды. Она приехала слишком быстро. Глубоко вздохнув, Верити приказала себе успокоиться. Она – взрослая женщина, которая сумела сама пробить себе дорогу в жизни. В такой день, когда сердце ее пело от счастья, она была даже рада видеть вдовствующую герцогиню – не важно, по какому случаю. Они все еще одна семья.
Как подобало высокому положению семьи, дом герцогов Арлингтон представлял собой величественное здание с шестью эркерами вдоль фасада. Широкий портик подъезда поднимался на высоту трех этажей и опирался на колонны, которые Верити вряд ли сумела бы охватить руками. Карета встала у ворот. Верити соскочила на землю, прошла через мраморный холл, а потом вверх по раззолоченной лестнице в величественную гостиную. Краем глаза она отмечала перемены в интерьере. Куда подевалась картина Гейнсборо? А пол – разве он был выложен узором из звезд, а не ромбов? А потолок всегда был кессонным? Не успела она как следует оглядеться, как хриплый властный голос произнес:
– Можете оставить нас, Салливен.
Голос принадлежал худой, одетой в черное фигуре, возвышавшейся в центре гостиной. Верити не сразу узнала седовласую даму, чьи глаза и рот окружала сеть глубоких морщин. Она не верила собственным глазам: какие опустошительные перемены произвело время! Герцогиня совсем постарела.
Трость черного дерева в ее руках тоже была приметой подкравшейся старости. Сердце Верити сжалось. Неужели прошло столько лет?
– Герцогиня, – тихо сказала она. – Вы хотели меня видеть?
– Кажется, у вас особая тяга к работодателям, – заявила вдовствующая герцогиня, не тратя слов на приветствия.
В сердце Верити больше не было места нежности; его заполнила привычная боль. Герцогиня постарела, но не смягчилась. Значит, последует мораль.
– Неправда, мадам. Иначе я прикарманила бы маркиза Лондондерри, – возразила мадам Дюран, почти не уступая в резкости тона герцогине. К собственному удивлению, Верити вдруг поняла, что не испытывает перед грозной дамой ни малейшего трепета. Не то что тогда, когда ей было всего шестнадцать.
Герцогиня холодно усмехнулась:
– Значит, особую тягу к работодателям из семьи Сомерсет.
– Что ж, старший был мужчина хоть куда. Младший – вообще неотразим, не описать словами.
