Татьяна Романова - Кассандра
Он оказался прав: на следующий день настроение статс-секретаря вновь стало ровным и хорошим, и он прислал Вано записочку, приглашая приехать вечером к нему, с тем, чтобы поехать на прием в честь нового посла Франции, который давало министерство иностранных дел. Там граф собирался представить своего молодого друга обществу. Напомнив, что форма одежды — парадная, Каподистрия приглашал Вано к девяти часам вечера.
Молодой Печерский в новом черном фраке, заказанном матерью в Москве перед самым его отъездом в столицу, прибыл в квартиру старшего друга ровно в девять часов вечера.
— Вот и вы, рад видеть, — приветствовал его хозяин дома, одетый в парадный дипломатический мундир. — Коляска стоит у крыльца, мы можем сразу ехать.
Вано с готовностью согласился, и они отправились на Английскую набережную в здание министерства иностранных дел, где сегодня ждали дипломатический корпус и представителей высшего общества.
— Держитесь рядом со мной и, ради Бога, не спорьте, — мягко улыбнулся Каподистрия, но Вано улыбка старшего друга не обманула — это был приказ, а не пожелание.
— Хорошо, — согласился Печерский, — не волнуйтесь, я все помню.
— Вот и отлично, — обрадовался граф, входя в высокие двери длинного двухэтажного сероватого здания министерства.
Почтительный служитель принял у статс-секретаря шинель, а у Вано плащ, и друзья прошли в большой зал, приспособленный сейчас под проведение официального приема. Увидев министра, множество людей устремились к нему, выражая почтение и ища внимания. Каподистрия был со всеми внимателен и прост в обращении, но невидимая грань, которую собеседники графа не решались переходить, делала того небожителем.
«Вот как нужно себя держать, — догадался Вано, — и мне следует этому научиться».
Он стоял рядом с графом Иоанном, и тот представлял своего молодого друга некоторым из гостей. Вано запоминал фамилии и титулы новых знакомых, которые любезно встречали протеже всесильного министра иностранных дел. Поняв, что все присутствующие с ним любезны, Вано расслабился и иногда даже начал вставлять фразы в разговор, который вели в кружке, образовавшемся вокруг статс-секретаря.
Когда к ним присоединился седой невысокий человек в дипломатическом мундире, Вано любезно улыбнулся новому гостю, и тот ответил такой же улыбкой. Но когда Каподистрия представил новому собеседнику Вано, выражение глаз старого дипломата изменилось, они стали жесткими. Старик внимательно оглядел молодого графа, сказал несколько любезных фраз и отошел.
«Что нужно этому старику? — недовольно подумал Вано. — Все так хорошо, гости любезны со мной, только этот Вольский сверлит меня взглядом».
И тут вдруг молодого человека осенило. Эту фамилию мать называла, когда говорила о человеке, поссорившем ее с отцом. В душе Вано поднялась ярость. Да он сейчас размозжит мерзкую голову этого старикашки об стену. Он посмотрел по сторонам. Вольского не было видно, зато компания молодых людей, собравшаяся вокруг статс-секретаря, была веселой и очень оживленной. Барон Иван Миних рассказывал о первом взятии Парижа, а молодой красавец граф Шувалов, у которого в галстуке сияла булавка, украшенная бриллиантом размером с голубиное яйцо, подкидывал забавные реплики, оживляя разговор. Вано решил не портить себе так удачно начавшийся вечер и забыть о старике.
Лакей, несущий маленький серебряный поднос со сложенным вчетверо листком, подошел к статс-секретарю и, почтительно поклонившись, прошептал тому что-то на ухо. Каподистрия развернул листок, прочитал записку и тихо, чтобы не перебивать молодых людей, сказал:
— Извините, господа, я отойду на пару минут.
Граф послал Вано ободряющий взгляд и, обойдя его, направился в соседнюю галерею. В нише одного из окон статс-секретаря ждал Вольский.
— Простите, ваше высокопревосходительство, — извинился он, — если бы не дело огромной важности, я бы вас не побеспокоил. Молодой граф Печерский, которого вы представили мне, причастен к покушению на моего племянника графа Михаила Печерского. В того стрелял наемный убийца, которого чудом спасшийся Михаил опознал как любовника своей мачехи Саломеи, матери Ивана Печерского. Убийца, скорее всего в качестве доказательства выполненного поручения, снял с пальца моего племянника кольцо, которое я сам тому передал. Теперь это кольцо красуется на пальце Ивана Печерского. Его невозможно спутать с другим. На гербе Печерских внизу щита есть небольшая вмятина. Присмотритесь сами, я ее заметил даже издали, потому что знал куда смотреть.
Каподистрия молчал. У него не укладывалось в голове, что его молодой друг мог таким образом добывать себе наследство. Потом он подумал, что если бы Иван знал о действиях матери, то никогда не носил бы кольцо, привезенное убийцей. Скорее всего, молодой человек ничего не знал. Статс-секретарь обрадовался и ответил Вольскому.
— Я поговорю с графом Иваном, но я уверен, что он в этом злодействе не замешан.
— Ваше высокопревосходительство, позвольте мне сначала поговорить с молодым человеком, — попросил Вольский. — Есть некие обстоятельства, они касаются его матери, и я должен обсудить их с Иваном Петровичем один на один. Я — душеприказчик покойного графа Петра Печерского и обязан выполнить его последнюю волю.
— Хорошо, вы можете сделать это завтра, — решил граф Иоанн, — если я не получу от вас никаких известий, послезавтра я сам поговорю с молодым человеком.
— Благодарю вас, ваше высокопревосходительство, — явно обрадовался Вольский.
Статс-секретарь попрощался и направился обратно в зал. Он понял, что дело неладно, еще в дверях, только взглянув на компанию молодых людей, которых оставил менее десяти минут назад. Бледный как полотно барон Миних стоял, сцепив кулаки, а красавец Шувалов что-то говорил Ивану Печерскому, и выражение его лица было презрительным, даже брезгливым. Так быстро, насколько позволяли приличия, статс-секретарь направился к молодым людям, чтобы услышать последнюю фразу, сказанную Шуваловым:
— Я дерусь только с ровней — деревенские простаки дерутся на ярмарках, на кулаках.
Шувалов взял бледного Миниха за локоть и, повернувшись к молодому графу Печерскому спиной, направился вон из зала. На Вано было страшно смотреть. Его лицо почернело, гости, стоявшие рядом с ним, быстро начали отступать, делая вид, что ничего не заметили. Каподистрия подошел к молодому человеку, взял его под руку и увел в полутемную галерею, где недавно беседовал с Вольским.
— Что случилось? — жестко спросил статс-секретарь.
— Я просто высказал свое мнение относительно рассказа барона Миниха. Сказал, что генералу Милорадовичу не следовало позволять противнику укрыться за стенами города, только для того, чтобы избежать потерь среди своих солдат. Зачем жалеть солдат, мужик — раб, он понимает только кнут, а солдаты — те же мужики. А Шувалов оскорбил меня при всех, назвав варваром. Когда же я сказал тому, что вызываю его на дуэль, он оскорбил меня вторично, заявив, что я ему не ровня.
