Бертрис Смолл - Филиппа
— Ты говорила с императором, — заметил он, и Филиппа расслышала нотки гордости в его голосе.
— Представляешь, — выпалила она, — он знает о знаменитой шерсти Фрайарсгейта! И сказал, что нидерландские торговцы жалуются на слишком малое количество, которое поступает в страну! Поверить не могу, Криспин! Император Священной Римской империи и король испанский знают о такой мелочи! Я просто поражена!
— Он еще молод. Но, думаю, когда-нибудь станет великим королем. Очевидно, от его внимания ничто не укроется! Да, — хмыкнул граф, — у тебя выдался необыкновенный вечер! Сначала танец с королем. Потом знакомство с императором.
— Я и раньше танцевала с королем, — возразила она. — Он крайне требователен и танцует только с лучшими партнершами.
— Если он будет танцевать с тобой и во Франции, ты, несомненно, привлечешь внимание короля Франциска. И я буду ревновать.
— Ты? Неужели? — обрадовалась Филиппа.
— Да, — не колеблясь, ответил он. — Безумно.
— В таком случае придется самой пригласить короля, — лукаво пропела она.
— Осторожнее, малышка, — предупредил граф. — Говорят, что ни одна женщина не может сохранить добродетель при французском дворе. Мэри, дочь Тома Болейна, провела там несколько лет и, если верить слухам, стала самой изощренной шлюхой. Король Франциск прозвал Мэри своей английской кобылкой и клянется, что не раз объезжал ее в свое полное удовольствие.
— Какой кошмар! И это дочь графа Уилтшира?! — ахнула Филиппа.
— Я ничего подобного не сказал бы, будь это неправдой, малышка. Поэтому еще раз прошу: будь осторожна с французскими дворянами. Не хотелось бы драться на дуэли за твою честь. По крайней мере до того, как ты подаришь мне сына или двух.
— Боишься, что окажешься побежденным? — с невинным видом спросила она, хотя губы ее подозрительно подергивались.
— Ведьма! Неужели ты готова подвергнуть какого-нибудь беднягу француза опасности, просто чтобы позабавиться? Придется мне укротить твое своеволие!
— Мое своеволие? — удивилась она. — Но как?
— Вас никогда не шлепали, мадам? — шепнул он.
— Криспин, ты не посмеешь!
— Не испытывайте мое терпение, мадам! — предостерег он.
— По крайней мере хотя бы не сегодня, — хмыкнула она.
— Если у тебя нет веской причины оставаться здесь, нам пора возвращаться в гостиницу. Ты успела поесть? Мне показалось, что те, кто не сидел за высоким столом, остались голодными.
— Ты прав, — кивнула Филиппа. — Столько блюд, но я почти ничего не видела на своей тарелке. Как по-твоему, у хозяина найдется корочка хлеба и ломоть сыра, которые он мог бы уделить нам?
— Теперь я вижу, как ты смогла выжить при дворе! — усмехнулся он. — Думаю, мы сможем добыть что-то получше, чем хлеб с сыром. Предлагаю жирного каплуна, землянику, свежий хлеб, масло и чудесный бри со слезой!
— Звучит восхитительно, — вздохнула она.
Муж взял ее под руку и вывел из епископского дворца. Они вышли на улицу. Гостиница находилась совсем близко, так что было решено немного прогуляться пешком. Благодаря приезду короля улицы были хорошо освещены и охранялись.
Филиппа вдруг поняла, что никогда еще не гуляла ночью под руку с джентльменом. Похоже, брак с Криспином принес ей немало преимуществ, и она уже поняла, что очень довольна. А после сегодняшнего вечера впервые осознала, что такое быть графиней. Куда приятнее, чем оставаться обычной незнатной девчонкой! Сестры просто позеленеют от зависти, когда она все им расскажет. Бэнон к тому же выходит всего лишь за второго сына, пусть и по любви. Что же до Бесси… какую партию может сделать бедняжка Бесси с ее ничтожным приданым? Нет, быть графиней Уиттон определенно лучше!
Глава 16
Король не собирался заключать договор с императором за спиной Франции, предпочитая всегда иметь пути для отступления, хотя согласился встретиться с Карлом еще раз, уже во владениях императора, после визита к королю Франциску. Во вторник утром двадцать девятого мая молодой император покинул Англию, а на следующий день король и двор переехали в Дувр, где уже ждал флот из двадцати семи судов, флагманом которого был личный корабль его величества «Генрих, милостью Господней», более известный как «Великий Гарри». Гигантское судно, выстроенное более чем сотней плотников и кораблестроителей семь лет назад по точным указаниям короля, обслуживали девятьсот матросов. Корабль был заново оснащен для путешествия, его великолепные паруса из золотой парчи надувал теплый ветер. На каждой мачте развевался штандарт или флаг изумительной работы. Король знал, что у французов не было ничего подобного. И хотя жалел, что короля Франциска не будет в Кале, отлично знал, что тому доложат все до мельчайших деталей. Лишь судно покойного зятя «Великий Михаил» могло сравниться с этим. Но Яков IV, король Шотландии, умер, а корабль остался только в памяти немногих.
Свиту короля составляли три тысячи девятьсот девяносто семь человек, куда входили пэры королевства, епископы, личный секретарь короля Ричард Пейс, двенадцать священников и весь штат придворной капеллы, герольды, двести стражников, семьдесят камердинеров и двести шестьдесят шесть офицеров королевской гвардии, причем все путешествовали со своими слугами. В свиту королевы входили тысяча сто семьдесят пять человек, в том числе Филиппа и Люси. Граф Уиттон был приписан к свите кардинала, где только слуг было двести тридцать семь человек, и это кроме священников и солдат охраны. Зато герцогу Букингему и архиепископу Уорему не позволили иметь столь большое сопровождение. В общей сложности во Францию отправились пять тысяч сто семьдесят два человека и две тысячи восемьсот шестьдесят пять лошадей.
Утром тридцать первого мая с первыми лучами солнца корабли подняли якоря, чтобы к полудню, переплыв спокойные воды Ла-Манша, оказаться в Кале. На судне графа и графини Уиттон, кроме хозяев, были еще шесть фрейлин королевы со слугами. Среди них выделялась Мэри, та самая старшая дочь Томаса Болейна, которая провела несколько лет при французском дворе вместе с Марией Тюдор, тогдашней королевой Франции. Филиппе она казалась довольно милой девушкой, но Криспин был крайне недоволен тем, что вынужден плыть с ней на одном корабле.
— У нее плохая репутация, — твердил он жене.
— Сама королева просила взять ее, — возразила Филиппа. — Не могла же я отказать, верно? И она такая тихая девица! Что плохого ты мог слышать о ней?
— Я уже рассказывал. Ее считают шлюхой, которая ложится под любого, — раздраженно ответил граф.
— Как все шлюхи, иначе их не называли бы так, — усмехнулась Филиппа. — А ты с ней спал?
