Империя предрассудков (СИ) - Мэра Панна
— Я преступница, Александр Николаевич.
— Я так не считаю.
— Это что-то меняет?
— Когда в вашей невиновности уверен Великий князь, да.
— Вы об этом хотели поговорить со мной? — у меня не было сил заигрывать с ним. Если он не поможет мне сейчас, то после бала, мне придется отрабатывать эту помощь с его братцем.
— Не только, — ответил он многозначительно.
Сколько можно мучить меня? Если это не касается моей свободы? Тогда чего?
Мы прошли еще с десяток метров, и я остановилась, больше не в силах держать в себе все, что накопилось в голове и под сердцем.
— Александр Николаевич, говорите пожалуйста то, о чем вы хотели сказать. Или я скажу.
Он с интересом глянул на меня.
— И что же вы хотите мне сказать, Анна Георгиевна? — на миг мне показалось, что я слышу ехидство в его голосе. Я тут же отбросила эту идею. Нет. Мне показалось.
Я опустила голову, а затем, осмелев, перевела взгляд на Александра. Отныне я не боялась просить его о помощи, потому что терять было нечего.
— Вы должны помочь Жуковским. Не мне. Не кому-то еще! Их обвиняют несправедливо.
Взгляд Александра смягчился, но вовсе не так, как мне бы хотелось. Он смотрел на меня, словно на ребенка, что требовал игрушку, которая ему не нужна.
— Я знаю, Анна Георгиевна. Я делаю для этого все, что в моих силах.
— И что? — взмолилась я, — им ничего не угрожает?
— Вообще-то, — тон Александра стал грубее, — их хотят казнить.
Я почувствовала, как что-то внутри меня надломилось.
— Что? — прохрипела я, — за что? Почему?
— Анна Георгиевна, — Александр сделал шаг ближе, словно вновь старался загипнотизировать меня, чтобы я успокоилась и приняла его сторону, но я отстранилась.
— Скажите, что вы поможете им!
Мне не нужны были его признания. Не нужны были его комплименты и дифирамбы. Одно лишь обещания.
Глаза наполнялись слезами, но чем дольше, я смотрела на него, тем скорее приходило осознание…
— Вы не хотите помогать.
Александр молчал.
— Но ведь…Жуковский ваш наставник! Их семья столько сделала для вас, для Империи! Вы всегда защищали их! Почему, почему вы не спасете их сейчас?
— Еще ничего не известно наверняка. Одно могу Вам сказать точно: с ними ничего не будет, если вину не докажут.
На первый взгляд причин для паники не было. Я знала — они не виновны. Но что, если на секунду допустить, что доказательства найдутся? Или придумаются? Меня вновь парализовал испуг.
— А если докажут?
— Тогда их казнят, — не одна мускула Александра не дрогнула.
По спине пробежала дрожь. В какой момент он отрастил себе стальную броню и каменное сердце?
— Это и есть ваш приятный сюрприз, Александр Николаевич. Сообщить мне о скорой казне моих близких? Поздравляю, вам удалось меня удивить.
— Нет, это не то, ради чего я попросил вас о встрече, — немного робея, произнес он.
Но я едва ли могла оправиться от предыдущей новости, и вряд ли, даже самое приятное известие, сейчас, могло меня воодушевить. Пожалуйста, пусть он просто скажет, что неудачно пошутил и Жуковские давно на свободе?
— Пока я был за границей, я сделал предложение Марии Павловне, — произнес он равнодушно, будто в этом не было никакой эмоциональной и смысловой нагрузки.
Я думала, смерть наступает быстро. Но, похоже, Александр решил пытать меня долго и мучительно.
— И, каков был ответ? — боже, неужели я могу хоть на секунду усомниться в том, что ответ был положительным. Какая женщина в здравом уме может отказать наследнику престола, да еще и такому человеку как Александр?
— Она дала согласие.
Реакция была абсолютно инстинктивной. Мысли и чувства просто улетучились.
— Значит вот, чем вы занимались последний месяц! — мне хотелось плакать и смеяться, потом снова плакать, и снова смеяться от осознания собственной тупости. От своей вопиющей доверчивости и веры в его доброе сердце. Теперь я точно знала, что не тоска по матушке заставила его игнорировать мой арест.
Александр кивнул в знак согласия и резко остановился посреди дороги, словно намекая, что разговор подошел к концу. Мне тоже больше не о чем было говорить с ним. Хотелось просто упасть и зареветь от ощущения полного поражения. В этом дворце я выиграла множество битв, но главную из них проиграла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Что ж, я, конечно, очень рада за вас, — солгала я, хотя прекрасно понимала, что он видит эту ложь.
— Благодарю вас, — сухо ответил он, а затем тут же попытался сбить градус напряжения, между нами, — не переживайте из-за Жуковских.
Легко ему говорить! Для него они, судя по всему, не стоили медного гроша, когда для меня их жизнь была священна.
Его равнодушие и цинизм стали последней каплей. Мне давно следовало прекращать пытаться спасти его и покорить, когда он не нуждался в спасении. Ведь он, очевидно, всегда хотел жить как мерзавец, хотел быть последней сволочью и ни разу не пытался что-то изменить. Я не ожидала от себя такой прыткости, но я резко повернулась к нему лицом, и со всей злостью, что сейчас бушевала внутри, спросила:
— Завтра, когда вы будете смотреть на себя в зеркало, коговВы там увидите?
— Себя.
— И кто же вы?
— Странный вопрос, — недовольно буркнул он, было видно, что не такого прощания он ожидал он вечно покладистой Анны.
— Знаете, Вы увидите в отражении человека, который лжет сам себе. Можно провести друзей, семью, даже самого опытного судью, но себя вы никак не сможете обмануть. И я очень надеюсь, что до конца жизни вы будете смотреть на себя и помнить кто вы, и что сделали. Вы будете пытаться оправдать себя, тем что не вы рубили головы. Но не вини палача, за то, что он палач, если приказ отдаст ваш отец, вы будете молча стоять рядом и бездействовать!
В тот момент я ощущала такой подъем и одновременно такое опустошение. Я словно теряла жизнь и одновременно перерождалась. Я не могла это объяснить. Но мне одновременно было так легко, и также невыносимо тяжело, от каждого слово, что я произносила.
— Спасибо, за ваше молчание, для меня оно красноречивее любого вашего ответа. Больше я вас не потревожу своими просьбами. Впрочем, как и своим присутствием, — мне было все равно куда идти, меня бы все равно вернули во дворец. Я мечтала лишь об одном — остаться одной. Хоть на минуту.
— Куда же вы пойдете Анна Георгиевна? — с иронией спросил Александр, кивнув в сторону ночной тропинке, которая весьма жутко петляла между старых деревьев.
— Куда угодно. Лишь бы не с вами.
— Вы же понимаете, что этим разговором ставите точку всему хорошему, что было меж нами? — спросил он, словно вообще не понимал, в чем его вина, — если вы сейчас уйдете, то потеряете меня навсегда.
— Александр, — сквозь слезы усмехнулась я, — чтобы что-то потерять, надо этим обладать. А Вы никогда не были моим.
Слезы градом полились у меня из глаз, но я не отказывалась ни от одного слова, сказанного ему в этом саду.
Все было кончено. Мы оба выбрали свой путь и свое место в этой игре. Я всегда готова была простить ему все, потому что любила и безоговорочно доверяла. Но он предал меня. Он потерял себя и шанс вернуть себе имя в моих глазах, в глазах людей, которые все еще надеялись на него. И больше он не был для меня тем человеком, с которым я бы хотела сидеть на балконе и смотреть на звезды, смеясь и мечтая.
Развернувшись в сторону тропинки, я бегом бросилась в темноту, чтобы ни одна живая душа не видела моего краха.
Я бежала задыхалась от слез несправедливости, чувствуя, как теряю целую вселенную, и огромный мир, который я строила всю жизнь, уходил из-под ног. Я бежала из последних сил, мечтая спастись и спасти Александра, но он был именно тем, кто рушил этот мир.
Но вот меня покинули последние силы, чтобы терпеть происходящее. Я упала на холодную сырую траву и от всей души зарыдала.
Мы не могли быть вместе не потому, что он женился на другой. Мы не могли быть вместе, потому что он не мог пойти против правил общества. Его страх разочарования был сильнее, чем желание рискнуть. Ведь цена за этот риск была слишком высокой, а риск ошибиться в выборе и потерять все, слишком большой. Никто из нас не был абсолютно уверен, что мы могли сделать друг друга счастливыми, и в итоге, мы просто ждали подходящего момента, чтобы сбежать от своей реальной жизни, но в душе оба понимали, что этот момент никогда не настанет.