Александр Дюма - Полина; Подвенечное платье
Глава Х
Заключение
Три месяца спустя после описанных нами событий красивый торговый бриг совершал свое плавание к Антильским островам, стараясь попасть в пассатные ветра, которые постоянно дуют в тропиках. Это был бриг «Аннабель», наш старый знакомый. Он покинул лондонский порт две недели назад и шел с грузом в Гваделупу. Когда было около пяти часов вечера, вахтенный матрос вдруг закричал:
– Земля!
Это магическое слово обычно производит сильное впечатление на путешественников и даже на самих моряков. Все пассажиры высыпали на палубу. В их числе была и молодая девушка лет девятнадцати или двадцати.
Она направилась к лоцману, который, заметив ее приближение, почтительно снял головной убор.
– Мне послышалось, что кричали «Земля!» – не так ли, Самуил? – обратилась к нему юная особа.
– Так точно! – ответил лоцман.
– Это остров?
– Азорские острова, если быть точным.
– Неужели? – прошептала молодая девушка, и грустная улыбка тронула ее уста.
Немного погодя, словно очнувшись от забытья, она снова обратилась к матросу:
– Ты должен показать мне, где бросили тело Генриха. Ты же не забыл еще своего обещания?
– Я помню о нем и сдержу слово.
– Далеко еще до этого места?
– Миль сорок.
– Так, значит, часа через четыре мы будем там?
– Надо полагать, что так. Наш корабль идет верным курсом и не собьется с пути.
– Ты хорошо запомнил это место?
– Как же не запомнить! Один остров словно завязан в узел с другим. Если ночь будет ясной, я узнаю это место.
– Хорошо, мой добрый Самуил, – сказала молодая девушка, – за полчаса до того, как мы будем на месте, ты позовешь меня?
– Не беспокойтесь об этом, – ответил лоцман.
Молодая девушка поблагодарила Самуила, кивнув ему своей милой головкой, спустилась в каюту номер пять и заперлась там.
Через час позвонили к обеду: все пассажиры собрались в столовой, лишь Цецилия, а это была именно она, не пришла. Но, так как она часто не выходила к столу, ее отсутствия никто не заметил, кроме капитана. Он велел спросить девушку, не хочет ли она, чтобы обед принесли в ее каюту. Цецилия ответила, что не будет есть.
Ветер был попутным, и судно продолжало делать по десять узлов в час, быстро приближаясь к Азорским островам. На палубе было много пассажиров, наслаждавшихся свежестью вечернего воздуха и живописным архипелагом, лежавшим милях в четырех-пяти от курса корабля. Капитан Джон Дикенс и подшкипер Вильям Томсон мирно беседовали, прохаживаясь по палубе. Самуил о чем-то думал. Время от времени на него посматривали офицеры и наконец подошли к нему.
– Ведь это она? – обратился к Самуилу капитан.
– Вы хотите знать, та ли это девушка, о которой со мной всегда говорил Генрих? – уточнил лоцман.
– Да. Это та самая Цецилия?
– Да, это она, – подтвердил Самуил.
– Ну, видите, Вильям, – сказал капитан, – я угадал.
– Зачем же она едет в Гваделупу?
– Вы знаете, у Генриха там живет богатый дядя. Вероятно, она направляется к нему.
Между тем наступил вечер, и на палубу вынесли чай. Цецилия опять от всего отказалась.
В восемь часов совсем стемнело, а еще через час все разошлись по каютам. На палубе остались только лоцман и подшкипер. Бриг шел под большим парусом.
В половине девятого над Азорскими островами взошла луна. Ее мягкий свет был подобен свету северного солнца, едва пробивающегося сквозь облака. Острова ясно обозначались на горизонте.
Бриг приближался к месту, где выбросили тело Генриха. Самуил, верный своему обещанию, велел позвать Цецилию.
Девушка тотчас же вышла. Она сменила одежду, и на ней теперь было белое платье и вуаль, как у невесты.
Она присела на стул возле Самуила. Это белое платье, задумчивость девушки показались матросу несколько странными.
– Итак, это место близко, Самуил? – спросила Цецилия.
– Близко, – ответил Самуил, – через полчаса мы будем там.
– Ты не забыл его?
– О, не беспокойтесь об этом, я ручаюсь вам, что узнаю это место и без всяких капитанских приспособлений.
– Я никогда раньше тебя об этом не спрашивала, Самуил, но сегодня я хочу знать, как он умер.
– Зачем же говорить о том, что вас сильно огорчит?
– Мой добрый Самуил, скажи, что было бы, если бы твоя Женни умерла, и умерла далеко от тебя? Разве ты не захотел бы узнать, как это произошло? Неужели ты не был бы признателен тому, кто рассказал бы тебе о последних минутах ее жизни?
– Если так повернуть, то конечно, конечно… Мне даже кажется, что это принесло бы мне облегчение.
– Вот видишь… Теперь, когда ты меня понимаешь, с твоей стороны очень жестоко отказывать моей просьбе.
– Да я ведь и не отказываюсь вовсе. Я никогда не забуду своего благодетеля! Однажды, возвращаясь из Гваделупы, он дал мне три тысячи франков, которые мне были необходимы, чтобы жениться на Женни. Я обязан ему своим счастьем. Бедный Генрих…
– Бедный Генрих! – вторила ему Цецилия. – Как ты был добр!
– Когда господин Смит – он разбирается в медицине – сказал мне, что Генрих болен, я поставил вместо себя другого матроса и кинулся к нему. Бедный молодой человек! Накануне он чувствовал себя неважно, но не предал этому большого значения. Ночью с ним случилась лихорадка, а когда я прибежал к нему в каюту, то он был в бреду, но узнал меня. Он говорил только о вас, о своей Цецилии.
– Боже мой! Боже мой! – простонала Цецилия, и слезы выступили у нее на глазах.
– Потом он все что-то говорил о маленьком домике в Англии, о цветах в каком-то саду, о Булони, о подвенечном платье – об этом саване, который вы шьете для вас обоих.
– Он был прав, – едва слышно произнесла Цецилия.
– Я сразу понял, что у него желтая лихорадка. Я многого навидался, но это страшная болезнь… Она не щадит никого. Ему сказали, что у него чума… Бедный Генрих! Я пошел к капитану и попросил, чтобы меня подменили у руля и позволили остаться с больным.
– Добрый Самуил! – вскрикнула Цецилия, сжимая своими ручками грубую руку матроса.
– Капитан сначала не соглашался, опасаясь за мое здоровье. Он доверяет мне больше других матросов, но когда я сказал ему, что мы уже прошли тропики и что теперь даже ребенок с завязанными глазами доведет судно до Плимута, он наконец согласился. В случае моей смерти я просил капитана поделить между моей старой матерью и Женни три тысячи франков, которые мне дал Генрих.
Цецилия вздохнула и взглянула на небо.
– Не прошло и получаса с тех пор, как я его оставил, но болезнь делала свое страшное дело. Его сильно лихорадило, он просил пить и беспрестанно кричал: «Я дышу огнем! Зачем мне дают дышать огнем?» Потом он опять вспомнил вас. Генрих говорил, что ничто не разлучит его с вами, что вы его жена и что соединитесь с ним, где бы он ни был, что разлуки быть не может…
