Патриция Райс - Лунный свет
После всего Остин обошел комнату, гася оплывшие свечи. Когда он вернулся в постель, Обри, как котенок, свернулась рядом, согревая его тело.
Он прижался к ней и прошептал в волосы:
– Пусть Бог простит меня, но я никогда не думал, что это произойдет.
– И я… – сонно пробормотала она.
Остин не стал оспаривать ее смелое утверждение. Он был твердо уверен в том, что хрупкая женщина в его руках была способна почти на все, вплоть до революции. Его единственной проблемой теперь было, как долго они будут вместе. Решение было не из легких.
* * *Обри смеялась проделкам детей, игравших с Леди под деревьями. День для октября выдался теплым, небо – невероятно безоблачным. В первый раз за много недель она позволила себе расслабиться и наслаждаться мгновением.
Эмили заметила румянец на щеках Обри и одобрительно улыбнулась. Юная жена Остина была создана для солнечного света и смеха. Ее непринужденное воодушевление приносило тепло всюду, где бы она ни появлялась. Она была идеальным выбором, способным вернуть любовь и свет Этвудскому аббатству и его унылому владельцу, но в то же время Эмили боялась, что мрак может победить. Обри явно нуждалась в Остине так же сильно, как он в ней. Эта ночь сотворила чудо.
– Я бы хотела взять вас с собой, Обри. Нам будет грустно без вас, – пробормотала Эмили, тщательно затягивая петлю на вышивке.
– А Остин?
Обри глянула на собеседницу, и огоньки заплясали в ее глазах.
Ее золовка пожала плечами.
– Мой брат слишком самоуверен. Не представляю, как приличный человек умудрился связаться с таким множеством подонков. Он никогда не покинет аббатство.
Обри удивилась такой характеристике человека, за которого вышла замуж. Смыслом жизни Остина было возрождение аббатства и его владений, но методы достижения цели иногда выглядели довольно странно. Она улыбнулась, вспоминая, как он по виноградным лозам забрался к ней в окно. Эмили ничего не знала о чопорности, если думала, что ее характеристика подходит Остину. Как-нибудь она представит золовку Алвану…
Эти мысли напомнили ей о другом, и она поспешила затронуть новый вопрос:
– Анна и Мария! Я совсем забыла… Они очень хотели увидеть вас, прежде чем вы уедете. Мы ожидали получить приглашение к обеду на сегодняшний вечер. Вы видели его?
Эмили бросила на Обри изумленный взгляд при столь странном повороте разговора, но отрицательно покачала головой.
– Я его не получала. Не могли бы мы пригласить их сюда? Мне хотелось бы вновь повидаться с ними, и уверена, что им хотелось бы повидать детей.
Обри издала сдавленный вздох.
– Если бы это было так просто… Джефф сказал, что мистер Сотби мог бы смягчиться по отношению к Хиту. Я надеялась…
Проблеск понимания появился в глазах Эмили.
– В самом деле, спустя годы он не может считать Остина виновным. Луиза всегда была дикой. Почему Остин…
Обри торопливо прервала ее:
– Вот и Харли. Давайте спросим его. Мы не можем идти, если мы нежеланны.
Она помахала молодому джентльмену, торопливо шагавшему в их сторону.
– Леди Обри! Эмили! Как хорошо хоть на время увидеть вас вне этого мрачного дома. – Он тепло пожал им руки, его открытое лицо выражало облегчение, когда он смотрел на них. Его пылающие локоны стали еще ярче в солнечных лучах. – Во имя Юпитера, Эмили, я все еще не могу поверить, что позволил проклятому американцу увезти вас.
Эмили засмеялась и указала на резвящихся детей.
– Вы бы быстро запели по-другому, если бы подольше побыли в обществе этой парочки. Кроме того, вы гораздо больше интересовались войной, чем мною, если я правильно припоминаю.
– Я был дураком, – согласился Харли. – Не могли бы вы отделаться от этой скучной парочки и прогуляться со мной?
– Наши мужчины говорят о Политике, кораблях и фермерстве. Если вы собираетесь говорить о чем-то подобном, мы с вами не пойдем. – А вот если вы хотите поведать нам, как мы сможем повидаться с Анной и Марией, добро пожаловать, присоединяйтесь к нам.
Обри подобрала юбки, чтобы гость смог усесться между ними на садовой скамье.
– Они напуганы тем, что вы вернетесь в Лондон, а Эмили в Америку; прежде чем они встретятся с вами. Я был почти уверен, что они приедут сюда, как я. К сожалению, они довольно застенчивые создания.
Пока Эмили отчитывала Харли за такое отношение его сестер, Обри раздумывала над его словами. Харли ничего не сказал о том, что их ожидают к обеду, а слова о гневе его отца отнюдь не свидетельствовали, что господин Сотби наконец смягчился. Но к чему бы Джефф стал плести такую чушь? Ее охватило неприятное предчувствие.
– Как я поняла, Джефф и сквайр Эверсли обедают с вами этим вечером, – рискнула вставить Обри в возникшей паузе.
Харли выглядел озадаченным.
– Кто мог вам такое сказать? Джефф забавный парень, но я предупредил девочек, чтобы они не слишком его поощряли. Он не пустоцвет, вы сами знаете, но, хотя и претендует на титул баронета, его семья не является ни древней, ни хорошо известной в этих краях. А что до Эверсли… Если вы простите мне мой язык, леди, он распутник и подлец. В юности, как я понял, он считался довольно красивым и приятным, но в моем представлении это скотина с манерами старьевщика.
Потрясенная этим открытием, Обри не могла говорить, мысли летели быстрее слов, и ее охватила нервная дрожь.
– Не пустоцвет? Не понимаю… – Она поколебалась, роясь в памяти. – Как я полагала, он унаследовал поместья где-то к северу отсюда. И он всегда одет как щеголь с Бонд-стрит. Здесь какая-то ошибка.
Харли разглядывал ее с любопытством и терпением.
– Хит прав. Вы наивная маленькая гусыня. И вы поверили, что этот красавчик сам по себе богат и владеет имением и титулом, только потому, что носит украшенные драгоценностями табакерки и принят при дворе? Половина Лондона живет в кредит и, могу поклясться, вторая половина живет за счет госпожи Удачи. Как, по-вашему, почему Джефф провел лето здесь? Его кредиторы грозят ему Ньюгетской долговой тюрьмой, и его кузен предоставил ему свободную комнату и стол. Я знаю, вы симпатизируете несчастным, но вам пора учиться реальной жизни, девочка моя.
Сконфуженная и смущенная, Обри залилась краской. Она пыталась найти различные причины пребывания Джеффри в такой глуши месяцами. Даже зиая, что на него нельзя полагаться, она позволяла ему продолжать делать из нее посмешище.
– Я помню Эверсли, – вмешалась Эмили, не дождавшись ответа Обри. – Мама не позволила мне с ним танцевать. Мы были на балу в Эксетере, кажется. Он говорил, что его не приветствуют в приличном обществе. Это меня не очень поразило, раз уж там не приветствовали моего, отца, сколько себя помню. Но что мне запомнилось, так это неприятный взгляд, который он на меня бросил, отходя. Раньше никто никогда на меня так не смотрел. Я почувствовала себя червяком, которого он с радостью бы раздавил. Даже теперь, когда возвращаюсь к этому эпизоду мысленно, я верю, что он был совершенно пьян.
