Конни Брокуэй - Герой ее мечты
— Да. Скажем, в три часа? У меня в номере?
Хищная и в то же время очаровательная улыбка растянула его губы. Он сможет получить свое пирожное и даже съесть его.
— С удовольствием, мисс Лейланд. — Он коснулся двумя пальцами несуществующей шляпы и поклонился, согнувшись в талии.
— Тогда в три?
— Да.
Венис повернулась, но затем, что-то решив, замерла.
— И, Ноубл, если я узнаю, что вы затеяли какую-то «дискуссию» с мистером Ридом, можете не утруждать себя появлением… вообще когда-нибудь.
— Но, Венис, это…
— Таковы мои условия, мистер Маккэнихи. — Она не хотела, чтобы этого безрассудного человека убили. — Согласны?
Молчание.
— Согласны?
— Да, черт побери, согласен, — выдавил из себя Ноубл.
Глава 27
Венис в третий раз провела щеткой по волосам. Потрескивая и пощелкивая, длинные черные пряди неприятным покрывалом прилипли к ее руке, упали налицо и разлетелись вокруг головы.
Проклятие! Собрав волосы сзади, она безжалостно скрутила густую массу в длинный жгут и тяжелым узлом закрепила его на макушке, а потом, глядя в зеркало, сделала своему отражению величественный жест рукой. Локоны уже выбивались на свободу и прилипали ко лбу, но Венис решила, что волосами займется позже.
— Какое платье, какое платье?.. — бормотала она, роясь в гардеробе, набитом одеждой. Она засопела носом при виде бледно-желтого муслина, недовольно надула щеки, рассматривая платье с сиреневым рисунком, отделанное бархатным кантом, отказалась от платья из органди густого изумрудно-зеленого цвета и провела руками по волосам, почти не сознавая, что пучок съехал набок, а затем ее взгляд загорелся при виде серебристо-синего платья.
То, что нужно.
Венис выхватила его из шкафа и бросила на кровать. Покопавшись в верхнем ящике комода, она достала пару прозрачных шелковых чулок, кремовых со светло-зелеными ленточками наверху, и, сев на край кровати, задрала нижние юбки.
Дверь отворилась, и вошел Ноубл. У него на секунду округлились глаза, а затем он сглотнул и устремил взгляд на фут выше головы Венис.
— Черт побери, Венис! Оденься!
Одеться? Это теперь, когда она знала, что всю последнюю неделю он старался раздеть ее? У него снова был вид страдающего священника.
Венис потянулась за покрывалом, чтобы прикрыться, с удивлением чувствуя, что нисколько не смущена тем, что Ноубл видит ее полуодетой. И для этого были основания: ведь он видел ее нагой. Эта мысль тоже не вызвала у нее стыда или неловкости, все казалось правильным и естественным.
Венис улыбнулась, а Ноубл покраснел — бедный Ноубл. Он казался смущенным, можно сказать, сконфуженным.
— Ты рано, — заметила Венис и, медленно вытянув ногу, просунула ступню в чулок.
— Да, — с трудом произнес Ноубл.
— Ты не постучал.
Он позволил себе взглянуть на Венис. Чулок был раскручен до середины гладкой изящной икры и двигался к гладкому округлому бедру. У Ноубла на лбу выступил пот, и он заставил себя перевести взгляд на абажур у кровати Венис.
— Я постучал. Ты, должно быть, не слышала.
— А-а.
Она возилась с верхом этого проклятого чулка, и Ноубл краем глаза видел ее длинные ноги, окруженные морем белого кружева и пеной оборок, ленту белого атласа, блестевшую вокруг ее талии, и розовую, чистую кожу, светившуюся над низким вырезом сорочки.
— Пожалуй, мне следует вернуться позже.
— Нет, — спокойно возразила Венис. — Все в порядке. Ты знаешь, в прошлом веке несколько джентльменов присутствовали при одевании леди, чтобы посоветовать ей, что выбрать.
— Сейчас не прошлый век.
— Верно, — согласилась Венис. — Но взгляни на это с другой точки зрения: если бы я присутствовала на балу, то на мне было бы меньше одежды, чем сейчас.
Он оглянулся по сторонам в поисках чего-нибудь, что могло бы привлечь к себе его внимание, и, увидев на столе сложенную газету, схватил ее и принялся читать. Там был некролог по случаю кончины Венис, который занимал полных две колонки, почти половину газетной полосы.
Легенда о Венис Лейланд принесла старине Тиму колоссальный успех, отлично. Но Ноубл никогда в жизни не читал более омерзительнейшего собрания полуправды, сентиментальной бессмыслицы и случайно попавших в него искренних чувств.
— Лицемерный сукин сын… — Он сердито отбросил газету.
— Не будь слишком строгим к нему. — Встав, Венис заканчивала завязывать изящный бантик наверху чулка. — Тим просто делал свою работу.
Как она могла относиться к Гилпину с таким пониманием? Должно быть, она полностью привыкла, что ее осуждают и используют. При этой мысли у Ноубла знакомо, до боли сжались бицепсы, и он сделал глубокий вдох.
— Угу, Тим всегда неотступно следил за «легкомысленной наследницей, ищущей развлечений»… как и я.
Венис замерла, не закончив зашнуровывать мягкий замшевый башмак. Она не подняла головы, но Ноубл ясно услышал ее слова:
— Ноубл, ты не должен объяснять мне свое поведение.
— Нет, Венис, должен, — возразил он, так как поклялся себе, что их будущее не будут омрачать никакие невысказанные вопросы.
Она снова села на кровать и смотрела на Ноубла ясными серыми глазами.
— Когда после всех тех лет я впервые увидел тебя, ты была прекраснее, чем в моем представлении могла быть прекрасной женщина. А потом, позже, я обнаружил, что это ты заманивала меня под свое окно, и это показалось мне подтверждением того, в чем я убеждал себя десять лет, — что ты превратилась в ищущую острых ощущений, неразборчивую кокетку.
— Я знаю, — сказала Венис. — Мне, в определенном смысле, это нравилось.
— Почему? — Ноубл запустил пальцы в волосы, поняв, что она всегда будет сбивать его с толку.
Она наклонилась вперед и продолжала серьезно и искренне:
— Ты отреагировал на меня так же, как любой дерзкий, самолюбивый мужчина отреагировал бы на любую доступную женщину. С тобой всегда было очень легко; легко, как дышать, естественно, как ощущать биение сердца. Даже флирт с тобой пришел сам собой.
— Господи, Венис! — Ноубл поднял обе руки.
— Ну вот, теперь ты знаешь ужасную правду. Понимаешь, мне приятнее получить справедливое обвинение в том, что я люблю кокетничать, чем быть несправедливо обвиненной в ношении человеческих костей. — Она рассмеялась.
— Венис, — он говорил напряженно и решительно, — я любил тебя, когда ты была еще ребенком. Ты пылкая, разумная и отчаянно смелая. Я никогда не смогу забыть то, что ты сделала для меня в горах. Как мне защититься от тебя? Ты для меня все: друг, любовница, даже противник.
