Джулия Куин - Блистательный маркиз
Он медленно покачал головой и уперся в дерево, заключив ее в кольцо своих рук.
— Я хочу знать, почему вы согласились.
Элизабет глубже вжалась в ствол дерева, ужасаясь его тихому голосу и убийственной сдержанности. Если бы он орал или бранился, она бы знала, что делать. Но его холодная ярость нервировала ее, а тесная ловушка из его рук заставляла кровь кипеть в жилах.
Глаза ее расширились, и она подумала, что он сочтет ее трусихой, судя по ее испуганному выражению.
— Вы привели такие убедительные аргументы, — сказала Элизабет, черпая силы в своей гордости — том самом качестве, которому она, по его словам, чересчур потакает. — Я… я не могу обеспечить детям ту жизнь, которую они заслуживают, и если мне все равно нужно выйти замуж, то почему бы не за того, кто…
— Забудьте об этом! — отрывисто бросил Джеймс. — Предложение отзывается.
Дыхание вырвалось из ее груди в коротком шумном выдохе.
— Отзывается?
— На таких условиях вы мне не нужны.
Колени ее подогнулись, и она ухватилась за ствол дерева для поддержки.
— Я не понимаю, — прошептала она.
— Я не желаю, чтобы за меня выходили ради денег, — выспренно заявил он.
— О! — взорвалась Элизабет, гнев ее вспыхнул с новой силой. — Так кто же из нас лицемер? Вначале вы беретесь учить меня, как окрутить бедного, ничего не подозревающего простофилю, затем отчитываете за то, что не взяла у вас деньги, чтобы обеспечить семью. А теперь… у вас хватает наглости отозвать свое предложение — крайне неджентльменский поступок, должна вам сказать, — только потому, что я честно призналась, что нуждаюсь в ваших деньгах и положении ради семьи. Хотя, — сердито выпалила она, — вы сами использовали именно этот довод, чтобы убедить меня согласиться выйти за вас замуж!
— Вы закончили? — поинтересовался он с высокомерным видом.
— Нет! — огрызнулась Элизабет. Она была рассержена и обижена и хотела отплатить ему той же монетой. — Вы же всегда знали, что за вас выйдут исключительно ради денег. Разве не так полагается в вашем кругу?
— Да, — согласился Джеймс прохладным тоном. — Брак по расчету предназначен мне судьбой. Так поступили мои родители, а до этого их родители и так далее. Я могу смириться с браком без любви, если он основан на деньгах. Так меня воспитали. — Он подался вперед, пока его губы не оказались так близко от нее, что она ощутила его дыхание. — Но с вами я не потерплю ничего подобного.
— Почему же? — прошептала она, не в состояния отвести взгляда от его глаз.
— Потому что между нами существует вот это… Стремительным движением он обхватил затылок Элизабет и нашел ее губы. А затем прижал ее к себе с таким неистовством, что у нее мелькнула мысль, что им движет гнев. Однако, несмотря на яростную силу его объятий, губы его скользили по ее губам с ошеломляющей нежностью.
Это был поцелуй, за который не жалко умереть, поцелуй, который она не смогла бы прервать, даже если бы адский огонь лизал ее пятки. Пульс ее участился, внутренности трепетали. Высвободив руки, Элизабет обняла его, скользя ладонями по спине и шее, пока не погрузила пальцы в густые завитки волос на затылке.
Джеймс шептал слова любви, лаская губами ее щеку. Добравшись до уха, он пощекотал языком мочку, чуть не замурлыкав от удовольствия, когда она запрокинула голову и подставила ему точеную шею.
Это неизменно воспламеняло Джеймса. Но то, что он испытывал сейчас, могло свести с ума. У Элизабет были настолько светлые волосы, что переход от них к коже казался едва заметным. От нее исходило возбуждающее, присущее ей одной благоухание — нежный аромат роз с примесью душистого мыла.
Он прошелся губами по ее шее, задержавшись на ключице, чтобы отдать должное ее изысканной линии. Верхние пуговицы ее платья были расстегнуты. Джеймс не помнил, чтобы расстегивал их, но, видимо, он это сделал и ощутил восторг при виде узкой полоски обнаженной кожи.
Часто дыша, Элизабет что-то шептала в его волосы, когда он приподнялся, чтобы прильнуть губами к углублению у нее под подбородком. Он слышал ее тихие возгласы и вздохи, приходя в еще большее возбуждение от явных свидетельств ее желания. Она хотела его, хотя и не отдавала себе в этом отчета, но он знал правду. Этого она не могла утаить.
Наконец он нехотя отстранился, не убирая рук с ее плеч. Оба они дрожали, тяжело дыша, и нуждались в поддержке друг друга. Джеймс не был уверен, что устоит на ногах, да и Элизабет выглядела не лучше.
Он жадно смотрел на нее. Волосы ее растрепались, выбившиеся из пучка прядки, казалось, тянулись к его губам. Джеймсу понадобилось все самообладание, чтобы не прижать ее к себе.
Ему хотелось сорвать с Элизабет одежду, уложить ее на мягкую траву и сделать своей самым примитивным из всех возможных способом. А затем, когда у нее не останется сомнений, что она окончательно и бесповоротно принадлежит ему, Джеймс сделал бы это снова, но на этот раз медленно, исследуя каждый дюйм ее тела руками и губами, пока, разгоряченная, она не выгнется от желания…
Он резко убрал руки с ее плеч. Не следует касаться ее, пока его мысли принимают столь опасный оборот.
Обессиленно прислонившись к дереву, Элизабет подняла на него громадные голубые глаза. Она облизнула губы, скользнув по ним языком, и Джеймса словно ударили под дых.
Он отступил еще на шаг. С каждым ее движением, с каждым легчайшим вздохом его самообладание таяло. Он не доверял собственным рукам, изнемогавшим от желания коснуться девушки.
— Когда вы признаете, что хотите выйти за меня замуж по этой причине, — произнес он горячо и страстно, — тогда я женюсь на вас.
* * *По прошествии двух дней Элизабет все еще трепетала при одном воспоминании об этом поцелуе. Он ушел, а она осталась под деревом. Чувства ее пребывали в смятении, голова кружилась. Она простояла так еще минут десять, уставившись невидящим взором в ту точку, где в последний раз видела его. А затем, очнувшись от потрясения, вызванного его страстными объятиями, опустилась на землю и заплакала.
Элизабет понимала, что лукавит, убеждая себя, будто хочет выйти за Джеймса из-за его денег и титула. Какая ирония, в сущности! Она потратила целый месяц, смиряясь с печальной участью выйти замуж за богатого, а в итоге влюбилась в человека, обладавшего достаточным состоянием, чтобы обеспечить ее семью. И все испортила.
Пора признать, что она любит Джеймса. Вернее, человека, который выглядит в точности как он. И не важно, что там говорят леди Дэнбери и Рейвенскрофты. Скромный Джеймс Сидонс не может обитать внутри надменного маркиза Ривердейла. Такое просто невозможно. Каждый из них занимает определенное место в британском обществе. Истина, которую усваиваешь с детства, особенно если ты дочь мелкопоместного дворянина, выросшая на периферии высшего света.
