Гюи Шантеплёр - Невѣста „1-го Апрѣля“
— Къ которому часу ты заказала карету, Колетта?
— Къ двумъ часамъ; это тебя устраиваетъ?
— Прекрасно.
Этотъ разъ г-нъ Фовель спросилъ ее, впрочемъ довольно разсѣянно:
— Куда вы ѣдете, Сюзи?
— Къ Маргаритѣ Сенваль.
— Совершенно одна?
— Да; Колетта не выходитъ.
Мишель или не слыхалъ намека или не придалъ ему значенія. Наступило молчаніе.
— Мишель, — спросила Сюзанна, — когда возвращаешься отъ Мишо, не слишкомъ ли удлинитъ путь, если идти мимо Круа-Пьеръ?
Молодой человѣкъ казался удивленнымъ.
— Нѣтъ, почему?
— Какое нужно взять направленіе? аллею направо отъ дверей Мишо?
— Да… но…
— Зачѣмъ ты это спрашиваешь? — сказала, улыбаясь, Колетта.
— Такъ, чтобы знать.
Разговоръ отклонился въ сторону. Робертъ и Мишель должны были отправиться съ однимъ изъ утреннихъ поѣздовъ; они разсчитывали остаться въ Парижѣ два или три дня, и Колетта, которую занималъ лишь моментъ возвращенія всѣхъ въ Кастельфлоръ, завалила своего мужа порученіями швейцару и всей прислугѣ, оставшейся на лѣто въ ея особнякѣ на улицѣ Тильзитъ.
— Колетта, — сказала еще вдругъ Сюзи, какъ бы упорно преслѣдуемая одной и той же мыслью, — мнѣ хочется отправиться къ Мишо послѣ моего визита къ Маргаритѣ.
— Ты не очень устанешь?
— Нѣтъ же, разъ ты мнѣ даешь карету.
— Дѣлай, какъ хочешь, милочка.
Тогда, неожиданно, молодая дѣвушка бросилась на шею г-жи Фовель.
— Благодарю, моя Колинетточка, благодарю!
— Вотъ сумасшедшая! — воскликнула Колетта, сердечно возвращая поцѣлуй.
Сюзи кинула быстрый взглядъ въ сторону Мишеля, затѣмъ пробормотала:
— Прости, язнаешь, нервна со времени моего приключенія…
И она пошла сѣсть въ другой конецъ комнаты къ фортепіано, слегка задѣвъ клавіатуру.
Почти тотчасъ же Мишель поднялся и пошелъ облокотиться на инструментъ, какъ разъ противъ нея.
— Хотите, чтобы я проводилъ васъ въ Шеснэ? — спросилъ онъ.
Она моментально перестала играть.
— Это не имѣетъ смысла! я ѣду навѣстить Маргариту.
— Ну, тогда къ Мишо. Я зайду за вами въ Шеснэ, въ часъ, который вы мнѣ назначите.
— Нѣтъ, благодарю васъ.
— Почему?
— Потому что мнѣ это будетъ скучно. Я желаю оставаться одна.
Мишель внимательно посмотрѣлъ на свою невѣсту.
— Что у меня, носъ кривой? — спросила она раздраженная.
— О, нѣтъ, но вы странная. Вчера вы казались удивительно… веселой. Я почти считалъ васъ миролюбиво настроенной, и вотъ теперь…
— Теперь я весела и нисколько на васъ не сержусь. Вы прекрасно знаете, что наши ссоры всегда такъ кончаются, сами собой. Это доля очень влюбленныхъ жениховъ и невѣстъ мириться. Мы, мы забываемъ.
— Если вы забыли, — настаивалъ молодой человѣкъ, — зачѣмъ же отказываете вы мнѣ въ позволеніи сопровождать васъ?
— Я вамъ уже сказала: потому что я желаю оставаться одна.
Она остановилась, затѣмъ въ тонѣ подозрительно шутливомъ:
— А если у меня свиданіе съ… кѣмъ нибудь, у меня тоже?
Лицо Тремора потемнѣло.
— Бываютъ шутки далеко незабавныя.
— Неужели? — возразила Занна вызывающе.
Затѣмъ она удалилась. Она была довольна: Мишель поблѣднѣлъ слегка. Нѣсколько минутъ позднѣе онъ подошелъ къ ней.
— Вы оставите карету у Мишо, не такъ ли?
— Не знаю.
— Вы будете слишкомъ утомлены, чтобы возвращаться пѣшкомъ, но если вы хотите во что бы то ни стало злоупотреблять вашими силами, велите маленькому Мишо проводить васъ по крайней мѣрѣ черезъ лѣсъ. Дни уже на много стали короче: будьте осторожны.
— Посмотримъ.
Эти лаконическіе отвѣты тоже имѣли характеръ вызова.
— Сюзи, — воскликнулъ Треморъ, — вы замышляете какое нибудь сумасбродство.
— Можеть быть, — отвѣтила она съ большимъ спокойствіемъ.
У молодого человѣка вырвалось движеніе раздраженія.
— Сюзи, я вамъ… — началъ онъ.
Но онъ сдержался.
— Нѣтъ, — сказалъ онъ сквозь зубы, — вы не будете имѣть удовольствія вызвать мой гнѣвъ, чего вы добиваетесь уже съ полчаса. Я, право, не понимаю, зачѣмъ я теряю время, слушая вашъ вздоръ.
И онъ взялъ газету.
IV.
Когда Сюзи проходила черезъ переднюю, совершенно готовая, со свѣженькимъ личикомъ подъ бѣлой шляпой, съ тонкой таліей въ голубомъ фуляровомъ, украшенномъ гипюромъ платьѣ, она встрѣтила выходившаго Мишеля.
— У васъ смѣшной видъ, мой дорогой, — крикнула она ему черезъ плечо, — куда вы отправляетесь, въ Барбизонъ?
— Къ Дарану, — отвѣтилъ сухо Треморъ.
— Даранъ? онъ пріѣхалъ?
— Вчера, да.
Они спустились съ подъѣзда. Сюзи легко вскочила въ ожидавшую карету, усѣлась, расправила свое платье на подушкахъ и еще разъ взглянула на молодого человѣка.
— Отчего у васъ такой смѣшной видъ?
— Какой видъ, скажите, пожалуйста? — спросилъ, выведенный изъ себя, Мишель.
— Развѣ я знаю… Озабоченный видъ или… послушайте, вѣроятно, я имѣла подобный видъ въ то время, когда мнѣ бабушка разсказывала про „Красную Шапочку“ и когда я немного трусила… Понимаете? трусила волка?
Мишель пожалъ плечами, и такъ какъ присутствіе слугъ мѣшало ему дать другой отвѣтъ, онъ сдѣлалъ знакъ кучеру; лошади тотчасъ же ринулись впередъ.
Сюзанна торжествовала, если возможно обозначить этимъ глаголомъ яростное изступленіе, охватившее ее при мысли, что Мишель цѣлый день будетъ разбираться въ подозрѣніяхъ и мучиться сомнѣніями, подобно тѣмъ, которыя грызли ее самое съ третьяго дня; что можетъ быть онъ пробродитъ послѣполуденное время въ лѣсу, отъ дома Мишо до охотничьяго павильона Круа-Пьеръ, что онъ, гордецъ, въ свою очередь испытаетъ ревность!
Миссъ Севернъ преувеличивала слегка безпокойства, причиненныя жениху ея маленькими маневрами и вѣроломными намеками. Мишель въ этотъ часъ не былъ именно ревнивъ, но онъ былъ встревоженъ и болѣе еще печаленъ, чѣмъ наканунѣ.
Манеры, слова Сюзанны показались ему странными, отмеченными какой-то неестественностью, что совершенно не было въ привычкахъ молодой дѣвушки. Даже та неловкая поспѣшность, съ какой Сюзи дѣйствовала наканунѣ, казалась ему подозрительной. Миссъ Севернъ была слишкомъ умна, чтобы овладѣть такимъ способомъ письмомъ, которое она хотѣла бы скрыть, допуская даже, что она имѣла бы неосторожность забыть означенное письмо на столѣ. Затѣмъ Мишелю являлись прекрасные глаза, такіе нѣжные и чистые… Какъ могло оскорбительное подозрѣніе касаться такихъ глазъ? Мишель не могъ этого подумать; если бы онъ даже подумалъ, голосъ изъ глубины его души возсталъ бы съ протестомъ. Итакъ, онъ приходилъ къ убѣжденію, что единственной виной Сюзанны было измышленіе, какое-нибудь задуманное ребяческое мщенiе. И можетъ быть, въ этомъ и было все задуманное мщеніе, въ этихъ вопросахъ о павильонѣ Круа-Пьеръ, этихъ наивныхъ, очевидно съ намѣреніемъ, высказанныхъ намекахъ насчетъ свиданія.
