Ольга Шумяцкая - Ида Верде, которой нет
Как быстро все свершилось! Она в Ялте всего третий день, а кажется, что Альпы были так давно… может быть, их вообще никогда не было? Может быть, это сон? За три дня полностью переменилась ее судьба.
«Ах, милая моя! — сказала она себе. — Ты всего лишь глупая девчонка!»
Ею овладело тревожное чувство, как будто она стоит на краю. Прошлого больше не существовало. Что дальше? Новый режиссер? Новый любовник? Новый громкий брак? Еще одна блистательная пара русского Холливуда? Я БЫ ЭТОТ ПАССАЖ ОСТАВИЛА, ТАК КАК ЗДЕСЬ КЛЮЧ К ЕЕ РЕШЕНИЮ ИСЧЕЗНУТЬ.
Иду передернуло, и, проведя рукой по влажному лбу, она вошла в кабинет Ожогина.
Ожогин слушал ее набычившись, выставив вперед крутой лоб и пуская из-под густых бровей искры гневного огня. С лица его не сходило несколько сонное выражение. Сигара, которую он ворочал во рту, так и не была зажжена.
Ида сидела перед ним очень прямо, в строгом темно-синем костюме и белоснежной блузке, заколотой у ворота камеей из оникса. Знала, что Ожогин — человек традиционных взглядов, не любит побрякушек, и справедливо рассчитала, что для серьезного разговора нужна серьезная одежда.
— Так вы ничего не знали о дублерше? — помолчав и пожевав сигару, уточнил Ожогин.
Ида пожала плечами.
— Помилуйте, Александр Федорович! Пришла бы я к вам в противном случае? Более того, сегодня я была у своего адвоката, мы просмотрели мой контракт, в нем не предусмотрена никакая дублерша. Мне не хотелось бы выставлять судебный иск…
Ожогин поднял руку успокаивающим жестом.
— Не волнуйтесь, Зинаида Владимировна. Мы все уладим. Я был уверен, что вы информированы. Материал с дублершей будет смыт, все сцены пересняты. Надеюсь, вас это удовлетворит? Однако ваша фильма стоит мне много нервов и средств.
— Мне тоже, — отозвалась Ида, вставляя в мундштук сигариллу и закуривая. — Но и прибыли ожидаются немалые, не так ли? Не далее как вчера я видела в одном ялтинском листке свою фотографию с подписью: «Ида Верде вернулась домой только для того, чтобы забрать свои бриллианты!» Забавно! И кстати… — Она сделала паузу. — Бракоразводный процесс.
— Бракоразводный процесс? — Брови Ожогина поползли вверх.
— Не хочется об этом говорить, но — увы! — да. Верде против Лозинского. Адюльтер. Господин Лозинский позволил себе связь с дублершей почти на глазах съемочной группы.
— Что значит «почти»? — вскинулся Ожогин.
— Ну, в павильон ведь в любую минуту может кто-то войти.
— У вас есть доказательства? — отрывисто спросил Ожогин, лицо которого наливалось кирпичным цветом.
— Более чем весомые, — спокойно ответила Ида. — Согласитесь, Александр Федорович, история противная, но фильме не повредит. Напротив, разожжет любопытство публики. Если только… — Она замолчала.
— Что «если только»?
— Если только фильма будет закончена. Однако боюсь, что и наши нервы, и мое здоровье, и ваши деньги были потрачены зря.
Ожогин смотрел на нее из-под насупленных бровей неподвижным непонимающим взглядом.
— Ну что вы, Александр Федорович, так смотрите? — сказала Ида. ЭТО БЫ ТОЖЕ ОСТАВИТЬ.
Ожогин вытащил изо рта сигару, бросил в мусорную корзину, сунул в рот новую, встал и принялся мерить кабинет шагами.
Девчонка взяла его за горло. А он не любит, чтобы его брали за горло, — впрочем, кто же любит?! Лозинский, конечно, мерзавец. И вообще вся эта возня с дублершей и адюльтером Ожогину, как человеку брезгливому и никогда не делающему рекламу фильма на личной жизни звезд — это делали сами звезды и газетчики, — была отвратительна.
Он посмотрел на Иду. Лицо ее было спокойно, но в нем ощущалась непреклонность. И все же…
— Надеюсь, вы понимаете, Зинаида Владимировна, — сказал Ожогин, — что другой режиссер — это другое видение, другая манера. Вряд ли кто-то сможет переснять эпизоды в стиле господина Лозинского.
— А вы всерьез полагаете, Александр Федорович, что у господина Лозинского был свой стиль? — усмехнулась Ида.
Ожогин замер, глядя на Иду с двойственным чувством отвращения и восхищения.
А ведь она права. После этой истории красавчик Лозинский вряд ли оправится. Она его не простит — будет давить до конца. Придется искать замену, если он, Ожогин, решит все-таки продолжать съемки. Без Лозинского фильма будет. Какая-никакая, а будет. А без Иды — нет. Н-да… Шумиха вокруг этой истории обеспечена. Репортеришки слетятся как мухи на варенье.
Но чем объяснить отстранение режиссера? Ну это, положим, понятно. Самовольство с дублершей против всех контрактов — раз. Перерасход средств — два. Придется выставить ему неустойку. А насчет адюльтера и нежелания работать с бывшим мужем — это пусть Ида сама решает, заявлять ли на публике подобные коллизии.
Ожогин сел за стол.
— Господин Ланской скоро заканчивает комедию, — произнес тяжело. — У вас, кажется, была запланирована экспедиция в горы? Ну так вот. Две недели на пересъемку сцен в павильонах. Неделя на подготовку экспедиции. Две недели на съемку в горах. Все должно быть доделано в срок.
Ида загасила сигариллу, встала, подала Ожогину руку и вышла из кабинета — спокойная, холодная, равнодушная.
Она совсем ничего не чувствовала — ничего! Ни горечи, ни сожаления, ни облегчения, ни злой радости. Только одна маленькая струнка, тоненькая жилочка дрожала где-то глубоко внутри, мешая ей свободно дышать.
Глава тринадцатая
Прощание без прощения
У ворот «Нового Парадиза» царила суета. Несколько «Паккардов», «Бьюиков» и длинный «Форд» на огромных колесах с шипами, похожий на железнодорожный вагон, ждали пассажиров. Вплотную же к воротам теснились крытые брезентом грузовые авто и два многоместных фургона, недавно появившиеся на улицах российских городов и называемые авто-бусами. В авто-бусах должны были ехать осветители, гримеры, монтажники, ассистенты, массовка, словом, съемочная челядь. В «Паккардах» и «Бьюиках» — актеры, режиссер, оператор, директор. Ну а громадный «Форд» с кожаными диванами, выдвижным столиком и встроенным в дверцу баром предназначался для самой божественной из божественных — Иды Верде.
Съемочная группа фильмы «Охота на слезы» уезжала в экспедицию. Сначала — в Нальчик, затем — в горы, в Терскол.
Зизи прилипла к будке охранника, наблюдая за толкотней и неразберихой. В грузовые фургоны рабочие тащили софиты, треноги, зонтики. Задевали за борта фургонов, ругались, роняли штативы. Нахимзон носился между машинами, тряся растрепанными листками бумаги.
— Сверяйтесь со списком! — кричал он и страшно кашлял в мохнатый клетчатый шарф, внезапно срываясь на сип. — Сверяйтесь со списком! Где лисья шуба? Я вас спрашиваю, где шуба? Нет, меня точно подведут под монастырь!
