Виктория Холт - Римский карнавал
— Он просто решил подшутить над нами, — повторял он. — Увидишь, Чезаре, он вернется и будет потешаться над нами, что так здорово сумел разыграть нас.
— Да, он просто пошутил, — согласился Чезаре.
А потом к папе привели лодочника, который заявил, что он будет говорить только с Александром, потому что ему кажется, что дело касается пропавшего герцога Гандийского.
Папа едва дождался появления лодочника, которого сразу же привели к нему. Здесь же находились несколько высокопоставленных лиц папского двора и Чезаре.
Его зовут Джордже, он спал в лодке, привязанной на берегу Тибра, сказал пришедший.
— Моя обязанность, ваше святейшество, — сообщил он, — присматривать за поленницами дров рядом с церковью Сан Джироламо дельи Скьявони, недалеко от моста Рипетта.
— Понятно, понятно, — нетерпеливо перебил его папа. — Не трать время попусту. Скажи, что ты знаешь о моем сыне.
— Знаю я следующее, святой отец. В ту ночь, когда исчез герцог Гандийский, я видел человека верхом на белом коне, и на этом коне он вез что-то, что легко можно принять за тело человека. С ним были еще двое, они поддерживали тело, когда лошадь стала спускаться к берегу реки.
Когда лошадь оказалась у самой воды, всадник развернул ее хвостом к реке. После чего двое столкнули в воду то, что вполне могло быть трупом.
— Можно ли доверять этому, человеку? — спросил папа. Он был в ужасе. Он не хотел поверить услышанному. Пока лодочник говорил, Александр представил безжизненное тело — и это было тело его любимого сына.
— У нас нет оснований усомниться в его рассказе, ваше высокопреосвященство, — услышал он в ответ.
— Ваше святейшество, — сказал Джордже. — Могу добавить. Тело соскользнуло в воду и некоторое время удерживалось на поверхности, как мне показалось, плащом, труп поплыл по течению. Тогда всадник что-то сказал двум другим, и они начали бросать камни в плывущий плащ. Они швыряли камень за камнем, пока плащ не исчез. Ваше святейшество, они стояли и смотрели, а через некоторое время уехали.
— Ты видел, что произошло, — сказал Чезаре, — но никому не сказал! Почему?
— Почему, ваше сиятельство? Я живу у реки и повидал множество трупов, которые бросали в воду. Я не заметил ничего необычного, о чем стоило бы рассказывать, если не считать того, что это случилось в ту ночь, о которой расспрашивали синьоры.
Дольше папа не мог этого вынести. Его охватило отчаяние. Он едва сумел выговорить:
— Ничего не остается, как обыскать реку.
Джованни нашли. На шее, на лице и теле зияли раны; роскошный наряд юноши, на котором по-прежнему сверкали драгоценности, облепила речная грузь. Кошелек был полон денег, кольца, броши и ожерелья, стоившие целое состояние, не были украдены.
Когда о страшной находке сообщили Александру, он вышел и остановил тех, кто нес тело Джованни в церковь Святого Анджело. Он бросился на грудь убитого сына, рвал на себе волосы и бил себя в грудь, потеряв от горя рассудок.
— Тех, кто так поступил с моим сыном, ожидает суровая кара, — вскричал Александр. — Ничто не будет слишком жестоким для убийц. Я не успокоюсь, пока преступники не получат справедливого возмездия сын мой, самый любимый мой сын.
Потом он повернулся к тем, кто нес страшно изуродованный труп, и сказал:
— Возьмите моего дорогого мальчика, обмойте его, нарядите в пышные одежды, тогда его можно будет похоронить. О Джованни, возлюбленный сын, кто же совершил такое злодеяние, кто так расправился с тобой… и со мной?
Тело Джованни обмыли, переодели и ночью при свете ста двадцати факелов перенесли в Санта Мария дель Пополо.
Папа остался в церкви Святого Ангела и, сидя у окна и глядя вслед удаляющейся в неверном свете факелов процессии, не смог сдержать своего горя.
— О Джованни, Джованни, — стонал он, — мой самый любимый, мой ненаглядный, кто же так обошелся с тобой и со мной?
Педро Кальдес пришел в монастырь повидать Лукрецию. Он выглядел очень возбужденным, когда она приняла его; он опустился на колени и стал целовать ей руки.
— У меня есть новость, страшная новость. Вы все равно узнаете об этом, но я хотел сначала подготовить вас. Я знаю, как вы любили его. Ваш брат…
— Чезаре! — воскликнула девушка.
— Нет. Ваш брат Джованни.
— Он болен?
— Он исчез, а теперь обнаружили его тело. Оно было в Тибре.
— Джованни… мертв!
Она была близка к обмороку, увидев, что она покачнулась, Педро подхватил девушку.
— Мадонна, — прошептал он, — милая.
Лукреция опустилась на стул. Она подняла глаза на юношу; они были полны недоумения и страдания.
— Мой брат Джованни… но ведь он был так молод и полон сил.
— Его убили, мадонна.
— Кто?
— Никто не знает.
Она закрыла лицо руками. Джованни, думала она. Не тебя. Невозможно поверить. Она представила его, важно расхаживающим по детской, дерущимся с Чезаре за свои права. С Чезаре!
Только не Чезаре, говорила она себе. Не может быть, что его убил Чезаре.
Она никому не должна говорить о своих мыслях.
Педро обнимал ее. Он рассказывал ей о случившемся, начиная с вечеринки в виноградниках Ваноцци. Лукреция мысленно представляла, как все происходило, глядя перед собой невидящим взором.
Чезаре присутствовал на ужине, а в кустах поджидала неизвестная в маске. Мрачные подозрения не покидали девушку. Кто же был в маске?
— Нашли ту, что была в маске? — спросила она.
— Нет. Никто ее не знает.
— А мой отец?
— Он просто голову потерял от горя. Никто его прежде не видел в таком состоянии, это так не похоже на него.
— А мой брат… мой брат Чезаре?
— Он делает все, что может, чтобы утешить отца.
— О Педро, Педро, — заплакала Лукреция, — что же с нами будет?
— Не плачьте, синьора. Я готов умереть, лишь бы вы были счастливы. Она слегка коснулась его щеки.
— Милый Педро, — негромко сказала она, — милый и добрый Педро.
Он схватил пальцы, ласкающие его щеку, и страстно стал их целовать.
— Педро, останься со мной, — молила она. — Останься и утешь меня.
— Мадонна, я недостоин.
— Нет никого, кто был бы нежнее и добрее ко мне, чем ты, а значит, нет и более достойного. О Педро, я благодарю Господа, что послал мне тебя, чтобы ты помог мне пережить горе и побороть страх, потому что я отчаянно боюсь.
— Чего, мадонна?
— Не знаю. Только чувствую, что мне страшно. Но когда твои руки обнимают меня, дорогой Педро, мне уже не так страшно. Поэтому… не говори об уходе. Говори только о том, что останешься со мной, что поможешь мне забыть о том ужасе, который я вижу вокруг себя. Педро, дорогой, не говори, что ты недостоин. Останься со мной, Педро. Люби меня… потому что я тоже тебя люблю.
