Николь Берд - Красавица в черном
– Я их не виню, – произнес он хрипло. – Я понимаю, что представляю собой не слишком приятное зрелище для тонких, деликатных натур…
– Ох нет! – – перебила его Марианна. – Как вы только можете так думать?
Он поднял руку, словно хотел задержать ее пальцы на своей щеке, но вдруг резко отвернулся. Скрестив руки на груди, он прислонился к массивному письменному столу. Марианна уставилась ему в спину.
– Когда я первый раз встал с постели, все еще не окрепший после долгих дней изматывающей лихорадки, то решил немного прогуляться. Во время моей болезни со мной общались только моя старая няня и матушка, которая настояла, чтобы ей было позволено за мной ухаживать. Всем остальным было велено держаться подальше из-за опасности подцепить заразу. На заднем дворе служанка выносила цыплятам картофельные очистки… Ей было всего пятнадцать, и она служила у нас недавно. Я наткнулся на нее неожиданно. Когда моя тень упала на нее, она испуганно обернулась, а увидев мое лицо, просто зарыдала от страха.
Его безжизненный тон разрывал Марианне сердце.
– Милорд…
Но он упорно продолжал:
– Я же знаю, что на редкость безобразен, миссис Хьюз. Я и не рассчитывал, что какая-нибудь леди захочет меня в мужья. Но мне был нужен наследник, а ваша племянница оказалась так добра, что ответила согласием на мое предложение, хотя это было не совсем предложение… впрочем, не важно. Но я подозреваю, что она в последнее время потеряла интерес к браку со мной. А так как я больше не испытываю прежней вражды к брату, возможно, мое стремление заполнить детскую уже не так актуально. Признаюсь, что последнее время я питал надежду, что меня сможет полюбить порядочная женщина, что она сможет ответить на мое чувство к ней, ..
«О Боже! Так он все-таки влюблен в Луизу?» У Марианны сдавило грудь. Но если это причиняет ему такую боль, она заставит Луизу захотеть его! Правда, страшно даже подумать, как это отзовется на ее собственном сердце…
– Но должно быть, я просто себя обманывал. По-видимому, мой жребий – одиночество, – закончил он.
– Чепуха! – произнесла она громко и раздельно.
По крайней мере это заставило его отвлечься от горьких мыслей. Он снова повернулся к ней.
– Не хочется мучиться напрасно… – заговорил он снова, но Марианна не желала больше это слушать.
– Вы вовсе не чудовище, чтобы вами можно было пугать детей и чувствительных барышень.
– Но…
– Да, вы когда-то напугали служанку. Но, милорд, тогда вы только-только начали поправляться. Оспины у вас на лице, наверное, были еще красными, воспаленными. Но со временем они сгладились, обесцветились и теперь едва различимы.
Он медленно покачал головой.
– Вы очень добры. Но разве я могу забыть о моей неприглядной внешности, если люди на улицах таращатся на меня?
– Значит, они грубы и дурно воспитаны! У одной моей знакомой рыжие волосы. И что же? Ее тоже иногда разглядывают в упор, но это ведь не значит, что она чудовище? – Марианна невольно шагнула к нему. Как он мог вынести себе такой несправедливый приговор?
– И вы полагаете, что женщина, скажем, такая, как вы… – Он запнулся.
У Марианны так сильно забилось сердце, что ей показалось, будто от этого содрогается вся грудь.
– Да, милорд?..
– Мне не хочется шокировать вас и обижать Луизу, но боюсь, что я не смогу жениться на вашей племяннице.
– Почему? – спросила Марианна беззвучно.
– Потому что я полюбил другую женщину, – сказал он просто. – И если она захочет, то однажды, когда я буду свободен, я скажу ей, как сильно она мне нужна.
Марианне пришлось откашляться, чтобы слова обрели звук.
– И кто эта женщина, милорд?
Он взял ее за руку и очень нежно поцеловал.
– Я думаю, вы знаете.
Значит, ей вовсе не показалось! Она не придумала эти мгновения, когда воздух вокруг них раскалялся, когда ее непреодолимо влекло к нему.
Теперь больше не нужно бороться с собой!
Он с трудом проглотил слюну.
– Но эти оспины… они слишком заметны. Марианна протянула дрожащую руку и коснулась его лица.
– Нет, не слишком, – возразила она, поглаживая пальцами его щеку. – Они не имеют никакого значения.
Она услышала, как он втянул в себя воздух, потом накрыл ее руку своей и крепче прижал ладонь к своему лицу.
– Марианна! – И снова замолчал. – Вы еще не видели всего, дорогая. А если я почувствую ваше отвращение, то едва ли вынесу это. Наверное, лучше не рисковать.
– Я не позволю вам прятаться за вашими страхами, – твердо сказала она.
Он взглянул на нее удивленно. Марианна и сама себе удивлялась. Она вдруг вспомнила, как заявляла множество раз, что вполне довольна своим статусом одинокой женщины, как не хотела и слушать о повторном браке, утверждая, что ее не интересуют ни любовники, ни романы.
Но тогда она еще не встретила Джона!
– Бы должны верить мне, – сказала она.
Он помедлил, затем молча распахнул халат, и она увидела, что на нем нет ночной рубашки. Потом он повернулся к свету, и она увидела также то, что должна была увидеть: оспенные шрамы, разумеется, не ограничились одним только лицом – они покрывали все его тело. И на мускулистой груди тоже остались следы роковой болезни. Здесь отметины были глубже, хотя и разбросаны более редко. Несомненно, руки и ноги его тоже пострадали.
Марианна дотронулась до его груди и почувствовала, как Джон вздрогнул. Она посмотрела на него, чтобы он видел ее ободряющую улыбку, наклонилась и поцеловала одну из оспин, нежно и легко, словно этим могла ее излечить.
– Марианна, любимая! – выговорил он хриплым от желания голосом, внезапно быстро подхватывая ее на руки.
Марианна вспомнила, что его рука пока еще не зажила. Она была до сих пор забинтована, но Джон, кажется, даже не почувствовал ее тяжести. Она машинально обняла его за шею. Он пересек комнату, осторожно опустил ее на кушетку и, нагнувшись, поцеловал.
Губы его были твердыми и уверенными. Марианна сразу же ответила на его поцелуй, и нетерпение, которое она ощутила в нем, открыло ей глаза на ее собственное нетерпение. Как долго ждала она этого момента, сама не зная, чего ждет! Но пришел человек и пробудил в ней глубоко скрытую жажду, словно она долго скиталась в пустыне и забыла вкус свежей воды. И вот теперь она с жадностью припадала губами к его губам в каком-то восторженном изумлении, повинуясь малейшему импульсу. А тело ее зажило отдельной жизнью, о которой она давно и забыла.
Он стал целовать ее горло, глаза, волосы.
Она слишком долго наблюдала, как он ухаживает за Луизой, и все это время жаждала прикосновений его рук и губ, жаждала того, чтобы он пробудил в ней страсть, не похожую на те короткие моменты возбуждения, которые она разделяла некогда со своим юным супругом.
