Анн Голон - Анжелика. Война в кружевах
— Когда вы снова уезжаете?
— Король сказал, что отныне желает видеть меня при дворе. Так что у нас еще будет время скрестить шпаги.
— А может, заняться чем-то другим? — Анжелика посмотрела мужу прямо в глаза.
Ночь была хороша, и они были так надежно укрыты в маленьком храме любви, что Анжелика обрела свою былую отвагу. Филипп вернулся. В праздничной суете он искал ее, не мог противиться желанию подойти к ней. И, прячась за иронию, сообщил, что ему ее не хватало. Может быть, они наконец вступили на дорогу, ведущую к чему-то чудесному?
Казалось, Филипп не понял намека, но вдруг он резким жестом взял Анжелику за руку и отодвинул браслеты, чтобы погладить ее нежную кожу. Потом, все так же небрежно, приподнял тяжелые ожерелья из драгоценных камней, которые обнимали плечи и шею молодой женщины.
— Эта крепость действительно надежно защищена, — заявил он. — Я всегда восхищался искусством, с которым иные красавицы ухитряются казаться почти обнаженными и при этом неприступными.
— Это — искусство одеваться, Филипп. Женские доспехи. Именно они придают особое очарование придворным праздникам. Вы находите меня красивой?
— Слишком красивой, — загадочно ответил Филипп. — Опасно красивой.
— Опасной для вас?
— Для меня и для других. Но какое это имеет значение, ведь вам это нравится. Вы трепещете от удовольствия при мысли, что играете с огнем. Легче сделать чистокровного скакуна из рабочей лошади, чем изменить природу потаскухи.
— Филипп! — воскликнула Анжелика. — Ах! Какая досада, вы опять все испортили! Ведь начинали говорить, как заправский щеголь.
Филипп засмеялся.
— Нинон де Ланкло всегда рекомендовала мне держать рот закрытым. «Вам лучше молчать, никогда не улыбаться, оставаться таким же красивым, появляться и исчезать, вот как должен вести себя мужчина вашей породы», — говаривала она. Я много потерял, перестав общаться с ней.
— Нинон не всегда права. Мне нравится слушать вас.
— Для женщин сойдет и попугай.
Он взял ее за руку, и они спустились по мраморным ступеням.
— Пение скрипок стало громче. Должно быть, театр открыл свои двери. Пора присоединяться к королевской свите.
Они возвращались по аллее, украшенной маленькими плодовыми деревьями в серебряных горшках. Филипп протянул руку и сорвал розовое яблоко с красным боком.
— Хотите? — спросил он свою спутницу.
Она взяла яблоко почти робко и улыбнулась, встретившись глазами с мужем.
В шумной толпе супруги потеряли друг друга. Разгоряченные зрители обсуждали достоинства пьесы и талант Мольера: он заставлял не только смеяться, но и думать.
Ночь уже вступила в свои права, черный бархатный небосвод и силуэты деревьев образовывали идеальную декорацию для освещенного изнутри строения, перед которым остановились придворные.
Очередной дворец грез, хрупкое видение, возникшее в темноте за поворотом аллеи. Зеленый шатер охраняли позолоченные фавны, играющие на простых деревенских инструментах; из прозрачных ваз изливались небольшие прохладные водопады живительной воды. Свет фонарей окутывал парковый павильон хрустальным панцирем.
Король на мгновение остановился, чтобы все могли полюбоваться новой задумкой устроителей праздника, а затем вошел в эфемерный дворец. Его потолок образовывали зеленые ветви, соединенные тонкими рейками, усыпанными золотом. По карнизу выстроились фарфоровые вазы, заполненные цветами, а светящиеся хрустальные шары отбрасывали радужные блики на стены и природный свод.
На серебряных лентах или цветочных гирляндах висели бесчисленные люстры, озарявшие этот зал Тысячи и одной ночи. Между дверями павильона были установлены по два больших факела, освещавшие струи воды, низвергающиеся по каскаду из многочисленных перламутровых раковин, который заканчивался большим бассейном.
В глубине зала, прямо напротив входа, на огромных уступах были расставлены чудесные закуски, радовавшие глаз. Золотые и серебряные миски, подносы, вазы, горшки и горшочки, кувшины с водой — все было готово для королевской трапезы.
В центре павильона гости увидели Пегаса, гордо раскинувшего крылья и выбивавшего копытом из скалы фонтан — Источник Муз[73]. Немного выше, над скульптурой мифологической лошади, в кущах «сладкой зелени» — небольших деревьев с засахаренными фруктами, между полян пирожных и долин карамели, посреди озера из варенья держали совет Аполлон и Музы, почтившие своим присутствием королевский стол. Украшенный гирляндами цветов и серебряной посудой, этот округлой формы стол огибал скалу Пегаса.
Настал час торжественного ужина. Король занял свое место, а дамы, удостоенные чести составить ему компанию, образовали блистательное обрамление Его Величества. Туалет каждой гостьи соперничал своим великолепием с нарядом соседки.
Анжелика с облегчением, к которому примешивалась капля досады, увидела, что ее за королевский стол не пригласили. Хотя она и не рассчитывала на подобную честь. После кампании во Фландрии отношение короля к маркизе дю Плесси оставалось двойственным. С одной стороны, он не выказывал недовольства и был по-прежнему любезен с прекрасной маркизой. Но между ними выросла такая стена, что порой Анжелика удивлялась, как ее еще терпят при дворе.
Окинув насмешливым взглядом избранниц, окруживших «короля-солнце», Анжелика подумала, что, за редким исключением, вся эта ассамблея состояла из отъявленных потаскух, чье прошлое было омрачено самыми невероятными оргиями.
Ни для кого не было секретом, что мадам де Бунель-Бюлльон, жена государственного секретаря, устав от любовных приключений, держала в своем доме настоящий притон и что на «Придворной карте» жилище мадам де Бриссак было отмечено как «Остров наслаждений». Супруга маршала де Лаферте и графиня Фьеск всегда состязались в кокетстве. И обе притворялись, будто бы забыли о том, что в скандальной «Любовной истории галлов» Бюсси-Рабютена обе они были выставлены не в лучшем свете. Чуть дальше демонстрировала свои драгоценности и обвислые щеки герцогиня Мекленбургская, бывшая амазонка Фронды, чьи интриги и любовные приключения наделали в свое время немало шуму.
К исключениям можно было отнести степенную мадам де Лафайет и, до некоторой степени, грустную герцогиню де Лавальер, которая сидела в самом конце стола и меланхолично жевала угощения, предложенные ей офицерами короля. Никто не обращал внимания на бывшую фаворитку, и Людовик XIV даже не взглянул в ее сторону.
Какая женщина занимала думы короля, пока он с неизменным аппетитом поглощал обильную трапезу, состоявшую из пяти перемен по пятьдесят шесть блюд в каждой, которую по велению монсеньора герцога, главного королевского дворецкого, подавали проворные слуги?
