Жюльетта Бенцони - Марианна и неизвестный из Тосканы
Только погруженного в свои мысли сидящего в углу кардинала, казалось, не волновала странная щемящая грусть, наполнявшая поместье. Даже солнце, сиявшее при выезде из Лукки, исчезло за слоем белых облаков, откуда пробивались рассеянные лучи света. Атмосфера стала гнетущей, не слышалось пения птиц, никакой шум, кроме печального журчания воды, не нарушал тишину. В карете все молчали, да и Гракх на своем сиденье забыл, что можно петь или свистеть, как он привык это делать во время бесконечного пути.
Берлина повернула, пересекла рощу гигантских туй и выехала на открытое место. В конце длинного зеленого ковра, где вздыбились мраморные лошади и роскошные священные павлины распушили белоснежные перья, на голубоватом фоне далеких тосканских холмов стоял замок, отражая в зеркале пруда свое спокойное величие. Увенчанные балюстрадой белые стены, высокие сияющие окна большой лоджии со статуями на колоннах, отливающий старым золотом купол центральной части с коньком в виде всадника на единороге, представлявшие жилище таинственного князя в стиле приправленного пышным барокко позднего Ренессанса, казались возникшими из сказки.
Высокие деревья, окаймлявшие со всех сторон лужайку и пруд, прерывались широкими прогалинами, где солнечные лучи освещали нежную зелень и туманную белизну, временами открывая взору изящество колоннады или бурлящий водопад.
Краем глаза кардинал следил за реакцией Марианны. С расширившимися глазами и полуоткрытым ртом, она, казалось, впитывала всеми фибрами души прелесть этого очаровательного поместья. Кардинал улыбнулся.
— Если тебе нравится Villa dei Cavalli, только от тебя зависит оставаться здесь столько, сколько понравится, ..хоть навсегда!
Оставив без внимания прямой намек, Марианна удивилась:
— Villa dei Cavalli! Почему?
— Это местные нарекли ее так:» Дом лошадей «. Они хозяева здесь, настоящие короли. На протяжении более двух веков Сант'Анна владеют конным заводом, который, без сомнения, имел бы такую же известность, как и знаменитые конюшни герцога Мантуанского, если бы его продукция выходила наружу. Но за исключением пышных подарков, князья Сант'Анна никогда не расстаются со своими животными.
Погляди…
Они приближались к дому. С правой стороны Марианна заметила другой водоем, где вода била из морской раковины. Немного дальше, между двумя колоннами, возможно указывавшими дорогу к конюшням, стоял мужчина, держа под уздцы трех великолепных лошадей снежной белизны, казавшихся с их развевающимися гривами и длинными султанами хвостов моделями для украшавших парк скульптур. С самого раннего детства Марианна любила лошадей. Она любила их за красоту. Она понимала их лучше, чем любое человеческое существо, и у самых пугливых из них она никогда не вызывала страха, даже наоборот. Эту страсть она унаследовала от тетки Эллис, которая до сделавшего ее хромой несчастного случая была замечательной наездницей. Тройка стоявших там прекрасных лошадей показалась ей самым теплым дружеским приветом.
— Они восхитительны, — вздохнула она. — Но как они относятся к невидимому хозяину?
— Для них он является реальностью, — сухо оборвал кардинал. — В сущности, единственная земная радость для Сант'Анна — это они. Но мы приехали.
Описав грациозную дугу, отдававшую честь мастерству Гракха, карета остановилась перед большой мраморной лестницей с двойными маршами, на которой выстроилась дворцовая челядь. Марианна увидела внушительную шеренгу лакеев в белом с золотом, в напудренных париках, подчеркивающих темную кожу южан и неподвижность их лиц. На ведущем в лоджию крыльце ожидали трое в черном: седая женщина, чей строгий туалет оживлялся белым воротником и висящими на поясе золотыми ключами, неопределенного возраста священник, лысый и тщедушный, и высокий, крепкий мужчина в простом, но безупречном костюме, с лицом римлянина и густой черной, посеребренной временем шевелюрой. Все в этом последнем говорило о крестьянском происхождении, некой грубой силе, которую может дать только земля.
— Кто они? — взволнованно прошептала Марианна, в то время как двое слуг открыли дверцу и опустили подножку.
— Донна Лавиния, уже несколько десятилетий бессменная экономка у Сант'Анна. Она из обедневших дворян. Именно она воспитала Коррадо. Отец Амунди — его капеллан. Что касается Маттео Дамиани, то он одновременно и управляющий, и секретарь князя. Теперь спускайся и помни только о своем происхождении. Мария-Стэлла умерла… навсегда.
Как во сне, Марианна ступила на землю. Как во сне, с глазами, устремленными на тех, кто вверху склонился в низком поклоне, она поднялась по мраморным ступенькам между двойным рядом окаменевших слуг, поддерживаемая ставшей внезапно властной рукой ее крестного. Позади нее слышалось учащенное дыхание Агаты. Проглянувшее солнце грело не сильно, однако Марианне почему-то вдруг стало душно.
Ей захотелось распустить завязки плаща, затруднявшего дыхание, но она не решилась. Она едва слышала, как ее представлял крестный, затем слова приветствия экономки, склонившейся в таком глубоком реверансе, словно новоприбывшая была по меньшей мере королевой. Ей показалось, что ее тело вдруг превратилось в какой-то странный механизм. Ее воля не принимала никакого участия в его чисто автоматических действиях. Она словно со стороны слышала свои слова благодарности на приветствия капеллана и донны Лавинии. А секретарь буквально гипнотизировал ее. Он тоже действовал как автомат. Его суровые бесцветные глаза не отрывались от лица Марианны. Они словно прощупывали каждую его черточку в поисках ответа на вопрос, известный ему одному. И Марианна могла поклясться, что в этом беспощадном взгляде ощущалась какая-то боязнь.
Она не ошиблась в своем предположении: молчание Маттео, тягостное и подозрительное, содержало угрозу. Вполне естественно, что он не мог с открытой душой встретить появление этой чужестранки. И Марианна с первого взгляда почувствовала в нем врага.
Совсем другим было поведение донны Лавинии. Ее ясное, несмотря на неопровержимые следы былых страданий, лицо излучало только нежность и доброту, взгляд темных глаз был полон восхищения. Сделав реверанс, она поцеловала руку Марианне и прошептала:
— Будь благословен Господь, дарующий нам такую прекрасную княгиню!
Что касается отца Амунди, то при его очень благородной осанке он явно не стремился произвести впечатление, и Марианна сразу заметила это по его скороговорке сквозь зубы, совершенно непонятной и раздражающей. Вместе с тем он послал молодой женщине такую сияющую, такую простодушную улыбку, он был заметно рад видеть ее, что она спросила себя, не был ли он, случайно, старым знакомым, о котором она забыла.
