Ханна Хауэлл - Клятва рыцаря
Он кивнул.
— Я сделал это ради Кристофера, потому что когда-нибудь он может спросить о своей матери и о том, как она умерла. А когда стало ясно, что все ее родственники отказались от нее, я позаботился и о похоронах. Вот почему я так долго не приезжал к тебе. Я должен был своими глазами увидеть все до самого конца.
— Понятно. Тебе надо было убедиться, что с ней действительно все кончено.
— Ответь мне, любовь моя: разрушил ли я твои чувства ко мне?
— Нет, — тихо ответила Элспет, понимая, что должна быть с ним так же откровенна, хотя он так и не сказал ей три заветных слова, которые она жаждала услышать. — То, что я наговорила тебе в тот день, было продиктовано болью и гневом, а потом день за днем я старалась убить мои чувства к тебе. Я не хотела больше страдать, и, когда Пейтон привез новость о казни Изабель и у меня мелькнула мысль, что ты можешь вернуться ко мне, я испугалась, что окажусь слишком слабой и позволю себе стать твоим вторым выбором. Я хотела держаться твердо, но мне это не удалось. Ты слишком глубоко проник в мою душу, Кормак Армстронг. Я не смогла прогнать тебя, потому что все еще люблю.
Кормак продолжал крепко держать Элспет. Ее последние слова принесли ему огромное облегчение.
— О, дорогая, а я так боялся, что ты не сможешь простить меня. Мне казалось, я убил твою любовь и теперь ты никогда не вернешься ко мне.
Элспет потребовалось некоторое время, чтобы осознать важность его слов.
— Значит, ты любишь меня? — спросила она, слегка приподнявшись, чтобы лучше видеть его лицо.
— Конечно. Я же говорил тебе.
— Ты ни разу не сказал мне об этом.
— А что, по-твоему, выражали записки, которые я посылал тебе?
— Ни в одной из них не было сказано, что ты любишь меня. Если не веришь, я могу показать тебе их. — Уголком глаза она заметила, что он улыбается, и нахмурилась: — Чему ты так радуешься?
— Ты сохранила все мои послания.
— Но зато ничего не писала в ответ. Я полагала использовать пергамент для своих заметок. — Ее сарказм стер улыбку с его лица. — Поверь мне, Кормак, ни в одной из них нет слов «Я люблю тебя, Элспет». Думаю, я бы не пропустила их.
Он привлек ее к себе и лизнул ложбинку у правого уха, с удовлетворением заметив, как ей это приятно.
— Я еще раз прошу у тебя прощения. В этих записках я пытался излить свою душу. Глупо, конечно, но я думал, ты поймешь меня, если я буду даже не слишком прямолинеен. Что ж, в таком случае скажу сейчас. Я люблю тебя, леди Элспет Армстронг, — произнес он громко и четко, целуя ее после каждого слова.
Элспет наслаждалась его пьянящими поцелуями и прикосновениями, которые теперь, когда она знала, что в каждой его ласке выражается не только страсть, по и любовь, возбуждали ее еще больше. Тем не менее, когда Кормак обхватил ладонями ее груди и начал ласкать соски, она решила на время прервать эту чувственную игру. Пора открыть ему свой секрет. Однако Элспет обнаружила, что освободиться от любовных объятий Кормака не так-то просто. В конце концов она слегка ущипнула его, и он, чертыхнувшись, потер больное место, что дало ей возможность отодвинуться от него и сесть в постели.
— Зачем ты так? — обиженно спросил Кормак и внезапно испугался, что принял желаемое за действительное, неправильно истолковав то, что говорила Элспет.
— Я хочу сообщить тебе кое-что очень важное, а ты меня отвлекаешь, — объяснила она.
— Это наша брачная ночь, и я намерен отвлекать тебя, пока у нас хватит сил. — Он протянул к ней руки.
Элспет легонько шлепнула его по ладоням. — Мы можем заняться этим через минуту.
Это прозвучало обнадеживающе, и все же Кормак почувствовал смутную тревогу. Элспет немного нервничала, собираясь что-то сообщить ему. В тот день, когда она ушла от него, она была очень рассержена и, несомненно, чувствовала себя уязвленной, потерпев неудачу как женщина и как любовница. Ему хорошо были понятны чувства человека, которым пренебрегают ради другого. Может быть, она обратилась к какому-то мужчине, ища утешения? Элспет — страстная женщина, и можно легко представить, какое утешение она могла найти с другим. Кормак сжал кулаки, и от одной только мысли о том, что кто-то держал Элспет в своих объятиях, в нем вспыхнула ревность, сменившаяся затем злостью, куда более сильной, чем та, которую он испытал, разочаровавшись в Изабель. В то же время Кормак понимал, что Элспет считала себя брошенной и потому имела право в последние два месяца заниматься, чем ей было угодно. Ему хотелось услышать ее признание, и он боялся его. При этом Кормак считал, что ей лучше не называть имени своего любовника, иначе он без колебаний убьет его, а это, безусловно, будет плохим началом их супружеской жизни.
— Ты выглядишь очень рассерженным, Кормак, — сказала Элспет, немного напуганная жестким выражением его лица. — Это приятный секрет.
— Не обращай на меня внимания. — Кормак старался выдержать ровный тон, понимая по ее настороженному взгляду, что ему все же не удалось скрыть своих чувств. — Дело в том, что я по горло сыт всякими секретами, ни один из которых не был приятным, так что теперь от одного только этого слова у меня сжимаются зубы.
— О, понятно. Обычно у меня не бывает секретов, Кормак, и я не намерена утаивать что-то от тебя. По крайней мере касающееся нас обоих. Хотя иногда надо кое-что скрывать от юных членов семьи. Я бы сказала тебе раньше, но не хотела, чтобы ты приехал ко мне из-за этого…
— Говори же, Элспет.
Она удивленно заморгала, пораженная его резким тоном, затем подумала, что слишком уж долго тянет с признанием. Элспет сделала глубокий вдох и сказала как можно более спокойным голосом:
— Я уже три месяца ношу твоего ребенка. — Напряжение мгновенно отпустило Кормака и, повалившись на спину, он тихо засмеялся, а Элспет нахмурилась: — Я ожидала любой твоей реакции на эту новость, но только не такой. Я надеялась, что прежде всего ты будешь рад, — добавила она дрожащим голосом, готовая расплакаться.
— О, ангел мой, я ужасно рад, но если бы ты только могла представить, о чем я подумал, когда ты заговорила о своем секрете… — Он усмехнулся и покачал головой.
— И о чем же ты подумал?
— Что у тебя был любовник, пока мы были в разлуке. Кормак почувствовал, что Элспет едва не задохнулась от ярости, и быстро обнял ее, когда она попыталась соскочить с кровати. Он заохал от ударов, посыпавшихся на него, и крепко прижал Элспет к себе. Такая ярость жены только обрадовала его. Эта женщина, безусловно, считала своим долгом хранить верность любимому мужчине.
— Как ты мог подумать такое обо мне? — спросила она с болью, сменившей ярость.
— Постарайся меня понять. Дело в том, что я очень обидел тебя, когда предпочел другую женщину, и, учитывая твою страстность, боялся, что ты, ослепленная гневом, начнешь безрассудно искать утешения с кем-нибудь другим. При этом я говорил себе, что не имею права осуждать тебя.
