Алисса Джонсон - Ловушка для повесы
— Не похитит, — возразил Майкл, закатывая глаза к небу. — Просто оба пропадут в одно и то же время. Аделаида оставит тебя, а сэр Роберт сбежит, чтобы спрятаться в роскошном убежище с красивой шлюшкой.
Коннор потер переносицу и взмолился небу о терпении.
— Если в этих вопросах есть какой-то смысл, объясни их сейчас же.
— За кем ты отправишься? — нетерпеливо спросил Грегори. — За женой или за сэром Робертом?
— За обоими.
Он отыщет Аделаиду, посадит ее под замок, а потом начнет охоту на сэра Роберта.
Майкл выругался и вскинул руки в отчаянии.
— Этот парень безнадежен.
Грегори пробормотал что-то о лесе и деревьях.
— А теперь, парень, слушай внимательно. Чего ты хочешь больше — свою жену или мести? — Разгневанный Грегори ткнул в него пальцем. — И не говори мне «обоих». Отвечай на вопрос, или я тебя высеку. Не так уж я стар, чтобы не вбить в твою голову уважение к старшим.
Коннор заколебался. Ему хотелось бросить Грегори вызов, но он отлично понимал, что скорее отрежет себе язык, чем произнесет такие слова.
Оттолкнувшись от стола, Коннор поднялся, чтобы вновь наполнить стакан из графина в буфете.
Нет, это не он рассуждал неразумно. Это они требовали простых ответов на сложный вопрос. Мир устроен не так. Не было в нем отдельно белого и черного. Не было ничего абсолютного, строго определенного, правильного и неправильного. Но если они желали получить бесполезный ответ, он мог пойти им навстречу.
Значила ли Аделаида для него больше, чем месть? Так или нет?
Коннор стал размышлять. Сэр Роберт заслуживал наказания. Он заслуживал страдания за каждую украденную монету, каждую секунду его голода, за каждый момент его страха, холода и бед. И Коннору очень хотелось стать причиной страданий брата не только ради себя, но также ради Аделаиды и своих людей.
Хоть это и раздражало, Коннор отбросил размышления о том, что был должен сэр Роберт Аделаиде и его людям, и представил себе, как стал бы реагировать, если бы сэр Роберт вдруг растворился в ночи и никто никогда больше его не видел и не слышал. Он был бы в ярости. Несомненно, он бы долго скрипел зубами, горюя о несостоявшемся мщении. Но постепенно... Постепенно он научился бы с этим жить. Он не был бы счастлив без этого, но, вероятно, смог бы научиться быть счастливым, как есть... Он выжил бы.
Удовлетворенный этим выводом Коннор сделал крупный глоток бренди и перешел к мыслям об Аделаиде.
Если бы что-то случилось с Аделаидой...
Железные зубья, впившиеся в его грудь, заскрежетали, сжимаясь.
Если бы она вдруг пропала...
У него все свело внутри.
Если бы никто больше не видел ее... не слышал о ней!..
Бренди в его горле превратилось в жгучую кислоту.
Дрожащей рукой Коннор опустил стакан на стол. Боже, он даже не может повторить такое рассуждение. Он не может представить себе мир без Аделаиды. Он чуть не рвал на себе волосы, когда она уехала куда-то на полдня. Как может он вообразить себе жизнь без нее? Как ему представить, каково это жить день за днем, не видя ее улыбки, не слыша ее голоса, не ощущая ее теплого тела в своих бережных объятиях?
Он нуждался в ней. Всего-навсего. Очень просто. Он хотел отомстить. Он жаждал мщения. Но в Аделаиде он нуждался. Пришедшее осознание наводило страх и внушало смирение.
Жажду мести он понимал. Она включала в себя причину и результат. Характер мщения, шаги между его началом и окончанием, долгота времени, требуемого для достижения цели, зависели только от него.
Но эта потребность в Аделаиде... над ней он не имел никакой власти. Потому что в отличие от жажды мщения то, что он чувствовал к Аделаиде, нельзя было ни оценить, ни изменить. В отличие от мщения любовь он контролировать не мог.
Коннор закрыл глаза и проглотил стон.
Проклятие и еще раз проклятие: он был влюблен в собственную жену.
Каждая его жилка, каждая частица его существа отвергала это утверждение. Он презирал состояние, которое не мог контролировать. У него не было никакого опыта в том, что называлось любовью. По крайней мере, именно в любви такого рода. С любовью другого сорта он был знаком. Он любил своих мать и отца, и, хотя даже лошади ада не смогли бы вытащить из него это признание, он любил Грегори и Майкла.
Но то, что он чувствовал к Аделаиде... Это был совершенно иной род... сорт любви. Она была огромной, всепоглощающей, опасной. Она имела власть отнять у него всякую гордость и требовала, чтобы он отдал ей какую-то свою часть, а может быть, всего себя.
— Сукин сын!
— Что? Пришел к решению? — весело проскрипел голос Майкла.
Коннор заставил себя повернуться лицом к своим людям.
— Да, — объявил он. — Я хочу Аделаиду больше. Она больше для меня значит. Она значит все.
Майкл удовлетворенно кивнул, затем пожал плечами:
— Так покажи ей это.
Несмотря на переполнявший его страх, Коннор фыркнул. Легко сказать «покажи». Такой милый совет от человека, единственным известным романтическим жестом которого было сунуть золотой приглянувшейся служанке в бостонском баре перед отъездом в Шотландию... что в несколько раз превышало ее обычную цену.
— Это не так просто, — пробормотал он.
Он дал Аделаиде пятнадцать тысяч фунтов. И искренне сомневался, что ее растрогают кувыркание в постели и золотая монета.
Даже то, что он согласится отныне сократить время, которое посвящает планированию своей мести, теперь может оказаться недостаточным. Коннор представлял, как откроет свое сердце, обнажит душу перед Аделаидой... а она посмотрит и отшвырнет все это прочь.
«Тогда позволь мне это...»
Его затопило чувство вины, за которым последовало огненное прикосновение паники.
«О дьявольщина!»
Он извинится. Он возьмет свои слова обратно. Постарается возместить ей...
Как в тумане, Коннор вернулся на свое место. Все его мысли сосредоточились на том, каким пустым и мелким будет выглядеть очередное его извинение. Он ранил ее больнее, чем сможет как-то возместить нанесенный ущерб. Какого черта станет она принимать его просьбы о прощении? Почему она вообще ему поверит? Она предложила ему все... много больше того, на что он мог когда-либо надеяться... а он из страха и эгоизма отбросил это драгоценное приношение как нечто, ничего не стоящее.
Взгляд его упал на кучу бумаг на письменном столе, и внезапно паника начала отступать в свете нового озарения.
Она предложила ему больше, чем он ждал. Он может сделать то же самое.
Коннор вскочил.
— Отлично! Наш план отменяется. Мы с этим покончили.
— Что? — Майкл ошеломленно посмотрел на Грегори. — Наш план... Ты хочешь сказать, совсем отменяется?
