Клинок трех царств - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Мистина взглянул на Торлейва, вспоминая жабье одеяльце. Опять все сходилось: немцы затеяли ложную ворожбу, чтобы опорочить отца Ставракия, а то и киевских христиан – приближенных Эльги. Но это была не месть за неудачу Адальберта, то есть не просто месть. Это было продолжение той же работы – попытка втянуть Русь в число народов, приводимых Оттоном к христианству: наряду с ободритами, лютичами, ляхами и прочими славянами к востоку от его державы. И то, что о новом архиепископе в Магдебурге послы ничего не сказали, наводило на мысль, что именно с этим связана другая их цель. Более близкая, чем крещение хазар.
– В последний война нам не был удача, – неохотно произнес Варьяш. – Мы отступили, были много убитых. Больше нет сила ходить в Неметорсаг[98]. И Отто укрепил силу и славу победой. Он имеет ныне новый цель – это вы.
– Ну уж с войском он к нам не придет! – усомнился Лют. – В такую даль!
– С войско – нет. Он послал папы. Хочет, чтобы русы с их меч были его воины против часар герог[99]. И против мадьяр. Сватисло принимает их как друг – он этого хочет?
Тем временем Витляна подошла с кувшином к столу, чтобы снова наполнить чаши гостей. Она видела, что отец разговаривает с ними серьезно и уважительно, а значит, они достойны такой чести, хоть и не послы.
– Эгешжегедре![100] – Молодой мадьяр приподнял свою чашу, глядя ей в глаза ярко блестящими карими глазами. – Будь здоров, арани лань! – Он окинул радостным, восхищенным взглядом ее точеные черты и светло-рыжую косу, как будто и правда видел изваяние из чистого золота.
– Я – Витляна, – поправила она, невольно улыбаясь в ответ. – А ты? Как твое имя?
Она слышала, как Варьяш именовал своего племянника, но не запомнила это длинное слово.
– Меня зовут Деневер, – охотно ответил мадьяр. – Это есть такой малый зверь, – он показал пальцами что-то величиной с лягушку, – он имеет летать, но он не есть птица, а зверь!
– Ты умеешь летать? – Витляна невольно засмеялась.
– Нем. Я хорошо имею видеть и слышать в темноте.
Витляна стояла с кувшином и не могла отвести глаз от собеседника. Почти квадратное скуластое лицо, густые черные брови, изогнутые наподобие крыльев, черные волосы с косами, заплетенные так, чтобы не закрывать прямоугольного лба, благодаря живому выражению блестящих карих глаз казалось необычным и привлекательным. Оттенок смуглой кожи дышал теплом, хотелось к ней прикоснуться, чтобы ощутить это тепло. Говорил угрин быстро, не раздумывая над выбором слов, ошибки его не смущали, и весь вид выражал убежденность, что его поймут правильно. Витляна заметила, что его уши имеют слегка заостренный верхний кончик, и внезапно догадалась, что он пытается сказать.
– Летучая мышь! Ушан, кожан, ночница – так у нас называется.
– Можешь называть меня так. А я буду звать тебя Арани Лань[101]. Ты еси дочка господин? – Деневер покосился на Мистину, почтительно округлив глаза. – Если ур[102] Мистило позволяет, я буду дарить тебе самый лучший кобыла, тоже такой золотой. Ты имеешь ехать на конь?
– Я умею, но нет, кобыла – это очень дорого! – Витляна смутилась. – У нас нельзя принять дар и не дать ничего в ответ. Я должна буду подарить тебе что-то такое же ценное…
Она запнулась, понимая: ей неприлично обмениваться подарками с посторонним мужчиной, да еще и угрином! У нее уже есть тот, кому она должна дарить подарки. Мелькнула мысль об Унегосте, и Витляна вдруг испугалась, как бы кто не сообщил о нем сейчас! Сама она ни за что не сказала бы.
– Я знаю, что хочу получить.
Деневер держал лицо почти серьезным, но глаза его улыбались ей, и этот взгляд проникал в самое сердце, воодушевлял и согревал. Это было как теплый золотистый луч, мягко пронзающий грудь и приносящий радость в каждую каплю крови. От удивления перед тем, чего ей не приходилось испытывать ранее, Витляна замерла. Ее глаза сами собой широко раскрывались и не могли оторваться от глаз Деневера. А он смотрел так, будто взор его бесконечно погружался в ее глаза, пытаясь достичь самого дна. Это и восхищало, и смущало Витляну; впервые у нее возникло ощущение встречи с чем-то таким, что предназначено для нее одной. Пусть отец и братья, Лют и Величана, хирдманы и челядь совсем рядом, в нескольких шагах – они не могут войти, даже заглянуть в этот круг, где она заключена вдвоем с этим смуглым мадьяром, не помогут, не посоветуют… не защитят. От чего не защитят? От этого смятения, ощущения связи… На чем держится эта связь – всего лишь на соединении глаз, но этот незримый луч уже кажется прочнее железной цепи… Хотелось и уйти поскорее, и остаться навсегда. Как будто мощная, теплая волна ее манила – и боязно отдаться во власть стихии, с которой тебе не совладать, и сама мощь ее влечет неудержимо…
– Чоколь мег! – шепнул Деневер на своем языке и губами изобразил легкий намек на поцелуй.
Витляна устыдилась, до чего хорошо его поняла; на нее и раньше многие смотрели с желанием, но почему-то сейчас это не возмутило ее, а позабавило. Прикусив губу, чтобы не улыбнуться, она отвернулась и пошла прочь со своим кувшином, надеясь, что никто другой этот краткого разговора не слышал.
– Сей пиво есть зверски! – полетело ей вслед, и по восхищенному голосу она догадалась, что «зверский» – это похвала. – Эз надьон аллат!
Трое гостей очень оживили вечер в воеводском доме. Варьяш беседовал с Мистиной, Лютом, обоими зятьями, Альвом и Ратияром о важных делах – о войне угров с немцами, о новом устройстве жизни их после того как Оттон объединил в своих руках франкские и итальянские земли и тем лишил мадьяр возможности для удачных набегов. И по сей день у них каждый мужчина оставался всадником и воином, а скот был главным богатством, но кочевать со стадами, как их деды на востоке, они уже бросили, перешли к оседлой жизни и, смешиваясь со славянами, перенимали у них обычаи земледелия.
Тем не менее, пока что и облик их, и привычки оставались степняцкими. Когда столы убрали, угры уселись на помосте, ловко подвернув под себя ноги в высоких сапогах с узорным голенищем – им это оказалось удобнее, чем на скамье за высоким столом, как принято у русов. Домочадцы помоложе собрались в дальнем конце гридницы, вокруг Драги и Деневера, просили показать знаменитые угорские луки с костяными накладками,
