Ирэн Фрэн - Стиль модерн
— Кто тебе сказал, что я буду ворошить прошлое?
Стив ответил с раздражением, почти надменно, но сразу упрекнул себя за это и продолжил, рассеянно улыбаясь:
— …Я когда-то думал о совершенно глупых вещах. Страсть, рыцарская любовь, романтические штучки, ирландские безумства. Так я оказался в авиации. Мне пришлось оставить там мою старую шкуру. Эти времена закончились. Если жизнь не поиски Грааля, она может быть чертовски забавной игрой!
Он рассмеялся. Макс смутился.
— Это не я сказал, успокойся… Я прочитал это несколько лет назад у одного из наших романистов, как и я, ирландца. Но я в это верю. Да, игра! И теперь мне хочется продолжить игру во Франции!
— Игра, — повторил Макс. — Может быть… Я обязательно познакомлю тебя с Мэй.
— Конечно. Только не забудь про мою виллу.
— Да. На Ривьере. На год. С садом.
И Макс отправился за своим багажом.
* * *Стив вставал рано, с восходом солнца. Как ребенок, за его краснеющим диском он представлял себе страну своей мечты. Он зарезервировал билет еще в феврале и сам отправился за ним в управление Трансатлантической компании: желая поскорее встретиться с Парижем после долгой разлуки, он хотел плыть на французском корабле. В ожидании своей очереди он заметил на столике кипу газет и журналов и был уверен, что найдет там новости о Лили Шарми, чьи приключения вселили в него новое чувство, похожее на радость.
Пролистав пять или шесть журналов, Стив в конце концов нашел то, что искал. Достаточно было увидеть, сколько ей уделялось места, чтобы понять, что она стала признанной знаменитостью. Рассказывали о ее фильмах, ее планах, восхваляли ее красоту. Она, разумеется, позировала для фото. С тех пор как она стала блондинкой, ничего не изменилось в ее внешности, даже кот, которого она все так же подносила к глазам, чтобы обратили внимание на их изящный миндалевидный разрез. В заключение статьи было объявлено о скором появлении Лили Шарми в Венеции, где предстояла ее встреча с женихом — египетским принцем Фатми-пашой. Еле сдерживая нетерпение, Стив бросил журнал.
Очередь была длинной, и он начал злиться. Потом — поскольку боялся, что выйдет из себя и опять, например, наденет наизнанку свою каскетку, — заставил себя успокоиться и купил, как и хотел, билет на рейс в мае.
Глава девятнадцатая
Мэй была очень изысканной женщиной. Ее никогда не нужно было торопить — она всегда была собрана и совершенно безупречна. Еще три часа назад, не показывая ни малейших признаков нетерпения, стоя в свадебном платье, она приветствовала сотни желающих поздравить новобрачных. Она даже танцевала добрый час, одарив танго и чарльстоном всех знатных гостей. А теперь, по-утреннему свежая, сияющая, спокойная, она шла рядом с Максом, похожая на любую из путешественниц, ищущую свой вагон на перроне Восточного экспресса. В манто из голубого мохера, с высоким, обшитым черным шнуром воротником, с сумочкой в руках и в изящной шляпке для городских прогулок, она украдкой наблюдала за носильщиком и тележкой. Меньше чем за один день, и совершенно незаметно, она вступила в новую роль жены блестящего адвоката Макса Лафитта, перед которым открывалось прекрасное будущее.
Макс выпятил грудь под манишкой смокинга и заправил шелковый шарф за отвороты плаща. Казалось, все на них смотрели, и это его радовало. Он знал, что они составляли «хорошую пару». Их свадьба, Париж и светские встречи быстро стерли в Мэй последнее стеснение. Энергия била из нее ключом. Может быть, тому причиной ее английское происхождение? В то же время она была нежной, нежной и деятельной одновременно — это его покорило в первый же день их знакомства, и он сразу подумал тогда о женитьбе. Конечно, это чувство не было любовью. Но она была такой прелестной, с персиковым цветом лица, почти не прикрытым макияжем, черными, от природы вьющимися волосами, синими глазами… К тому же она была лучшей партией в дипломатическом кругу. Как по волшебству, все шло как нельзя лучше, и Мэй очень быстро прониклась к нему обожанием.
Какой замечательный брак, повторял Макс снова и снова, проходя с ней под руку по перрону Восточного экспресса, какой удачный союз и как вовремя: как раз в тот момент, когда кабинет Герриота начинает испытывать финансовые трудности. А он, Макс, благодаря своему укрепившемуся авторитету без труда избежит скандала. Прочитав список подарков, опубликованный в «Фигаро», — особенно роскошные наборы английского столового серебра, — половина Парижа побледнела от зависти. Шикарного Парижа, разумеется, а не богемного. Правда, вплоть до утренней церемонии в церкви, даже во время приема, устроенного в «Ритце», Макс боялся, что какое-нибудь непреодолимое препятствие не позволит ему довести дело до конца. Но ничего не случилось. Он топтался среди приглашенных, повторяя любезности и раздавая вежливые улыбки; наконец, после еще нескольких танцев, он и Мэй смогли, согласно общепринятому выражению, «сбежать».
Это действительно напоминало побег. Какое счастье этот Восточный экспресс! До самой Венеции никаких газет, телефона, радио, никаких новостей, никакой политики. Они будут от всех отрезаны в этом спящем зыбком городе, застывшем среди зимних вод. Макс был там только перед войной, когда считалось хорошим тоном приезжать туда в сентябре, и мать взяла его с собой, чтобы провести вместе с ним золотистые спокойные дни на берегу истомленных песков Лидо. Любопытно, какая Венеция в феврале?
Чистый голосок Мэй вырвал его из размышлений:
— Вот наш вагон!
Проводник наклонился к ней и подал руку в белой перчатке. Она еле коснулась ее, легко зашла в вагон. На верхней ступеньке, обернувшись, она улыбнулась Максу. Проводник подвел их к купе, отодвинул тяжелую медную задвижку, открыл покрытую лаком дверь. Здесь, как заказывал Макс, на банкетке Мэй стоял букет белых орхидей, а на полке напротив — бутылка розового шампанского в ведерке со льдом. Он достал чаевые и отослал проводника. Теперь уже ничто не могло помешать: Мэй Стэнфорд принадлежала ему.
Макс живо обернулся, поднял жену на руки и внес в купе, где положил на кушетку, обитую бархатом.
— О, Макс, какое купе! Этот поезд действительно более шикарный, чем наш «Флайинг Скотсмен»!
Мэй стала поглаживать деревянную обшивку, инкрустированную сандалом, махагоном, эбеновым и красным деревом в виде овалов с экзотическими цветами.
— Это еще не все, — добавил Макс и привел в движение две полукруглые панели, открывшие туалетную комнату.
Она захлопала в ладоши.
— Вы совсем как маленькая девочка.
Она рассмеялась и бросилась к зеркалу. Он обнял ее за талию. Она покраснела, насмешливо оттолкнула его:
