Хизер Гротхаус - Нежная обманщица
— Это сорочка твоей матери?
— Нет, — настороженно ответила Симона. — Папа прислал.
Ник одним движением разорвал тонкое полотно надвое, обнажив безупречно круглые груди с яркими, как малина, сосками. Наклонился над ними, поцеловал сначала одну отвердевшую грудь, потом другую. Симона вздохнула и выгнулась ему навстречу. Ник отстранился и заметил, что молочно-белая грудь Симоны покрылась гусиной кожей.
— Тебе холодно? — прошептал он.
Симона лукаво улыбнулась:
— Нет, милорд, я вся горю.
Ник издал рычащий звук, рванулся к Симоне, схватил полы разодранной сорочки и разорвал их до конца. Нежное совершенство ее тела на миг заворожило его, но остановиться он уже не мог. Накрыв Симону собой, Ник впился в ее губы. Симона с благодарностью приняла и поцелуй, и смелое прикосновение.
— Дотронься до меня, — нежно взмолилась Симона, и Ника не потребовалось долго просить. Его палец скользнул в плотную тесноту потаенной складки. Симона всем телом подалась навстречу этой изысканной ласке.
Ника трясло. Даже кровать дрожала в такт бешеным порывам ветра за стенами. Ему хотелось доставить ей наслаждение, насытить прежде, чем он заберет ее девственность. Но вид ее обнаженного тела и звук своего имени на ее губах привели его в неистовство.
— Симона, — прохрипел он. — Я не могу больше ждать.
— Тогда не жди, — выдохнула она.
Ник рванулся вперед. Лег на нее всем своим телом и ногами раздвинул ей бедра. Симона раскинула руки, как будто звала, приглашала его к себе. Ее грудь высоко вздымалась, из губ вырывались чуть слышные стоны. Ник постарался справиться с охватившим его безумием. У самого тайного входа он вдруг замер, поднялся на колени и заглянул ей в глаза:
— Тебе будет больно.
Симона покачала головой и улыбнулась.
— Будет, — повторил он, — но только в первый раз…
Внезапно Симона вцепилась руками в его бедра и дугой выгнулась навстречу Николасу. Ник не стал больше ждать и двинулся вперед, неглубоко проникнув внутрь. Симона застонала громче, но подалась к Нику. Он погрузился чуть глубже.
— Ш-ш-ш… — прошептал он и опустился на локти. Откинул с ее лица пряди волос и стал целовать глаза и губы Симоны. Потом потянулся вниз и положил себе на плечи сначала одну ее руку, затем другую. — Впусти меня, — промурлыкал он прямо в губы, отстранился и сделал несколько мягких движений бедрами, как будто торил себе путь в запретную страну. С каждым рывком он погружался все глубже и глубже. Движения его ускорялись и становились все безжалостней.
— О, Ник! — простонала Симона, прижимаясь сосками к его груди. — Пожалуйста, ну, пожалуйста…
И он толкнулся на всю глубину, изо всех сил сдерживая нетерпение, чтобы не причинить ей лишней боли. На мгновение замер, отстранился и снова рванулся вперед длинными ритмичными бросками. Чувства его невероятно обострились, он ощущал, как пульсирует ее кровь, как Симона дрожит под его мощными ударами.
— О Господи, Симона, — прорычал он, просунул руки под ее плечи и прижал к себе так, как будто хотел поглотить ее, полностью вобрать в себя. Она шире раскинула ноги. Никогда в жизни Николас не испытывал такой всепоглощающей страсти, такого острого чувства к женщине, ведь на сей раз это была его жена!
Она, как в бреду, повторяла его имя. Николас ускорил ритм.
— Скажи, мне, Симона, скажи, — процедил он сквозь зубы, стараясь оттянуть последний миг. — Скажи!
— Я люблю тебя, Ник! — неожиданно ясно проговорила она и вдруг тонко вскрикнула, изгибаясь в его объятиях. Наслаждение накрыло их разом. У Ника потемнело в глазах, ему показалось, что он летит в пропасть.
— Я люблю тебя, Симона, — задыхаясь, пробормотал он. — Ты слышишь, люблю!
В этот миг он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.
* * *
Когда все кончилось, Ник притянул Симону к себе. Вот так же он обнимал ее в их последнюю ночь в Хартмуре. Симона вздохнула и закрыла глаза, наслаждаясь теплом, покоем и защищенностью. В воздухе висел мускусный запах. Тяжелые драпировки полога глушили звуки потрескивающих в камине дров.
— Это ведь ничего не меняет, правда? — спросил он, касаясь губами ее затылка.
Симоне не хотелось отвечать, не хотелось разрушать эту мирную передышку в житейских бурях, но надо было что-то сказать.
— Нет, — с притворным спокойствием ответила она. — Ты ведь так и думал?
— Честно говоря, я надеялся, что меняет, — признался Ник, рисуя пальцем круги у нее на животе. — Неужели он сделает тебя счастливой? Шарль? И ты простишь ему все обиды?
Могла ли Симона сказать Николасу, что Шарль не способен принести ей счастье, что каждая минута в его обществе с тех пор, как он явился в Хартмур, приносила ей мучения? Ник может подумать, что она пытается разжалобить его. Симона устала от того, что вызывает в других жалость или презрение. Устала быть обузой, бременем.
С тех пор как умерли Порция и Дидье, Симона всегда оказывалась лишь средством для достижения чьих-то целей. Для Дидье она была единственной связью с миром. Арман стремился с ее помощью попасть в Англию, получить деньги, найти свое мифическое сокровище. Для Ника Симона была возможностью удовлетворить требования семьи и короля. Ее использовали, чтобы получить желаемое. Дидье была нужна Порция. Арман мечтал найти Женевьеву. Ник хотел жениться на Ивлин. Казалось, никого не интересовало, к чему стремится сама Симона. И никому она была не нужна.
Кроме Жана. Отцу она нужна. И он хочет, чтобы она была счастлива.
Для Симоны это было ново. Кому-то она была нужна, кто-то ценил ее, именно ее, а не возможность что-то получить с ее помощью. Николас сказал, что любит, но может ли Симона поверить ему?
В этот момент Ник подтолкнул ее, отвлекая от невеселых мыслей:
— Симона, ты спишь?
— Нет. — Она помолчала. — Я нужна своему отцу. — Она почувствовала, как Ник напрягся у нее за спиной, и поняла, что ранила его этими словами, хотела извиниться, но не нашла слов.
Лучше всего уйти прямо сейчас. Пусть даже Ник рассердится, но зато не будет раскаиваться потом. Он забудет эту мгновенную боль и, возможно, когда-нибудь вспомнит о ней с удовольствием.
— Тебе что-нибудь принести? — после паузы спросил он. — Вина или что-нибудь поесть?
Она покачала головой:
— Нет, я буду спать.
Его губы прижались к ее волосам. Глаза Симоны набухли от слез.
— Спокойной ночи, Симона, — прошептал он, согревая своим дыханием ее затылок.
Симона проглотила слезы, сделала глубокий вздох и таким же шепотом ответила:
— Спокойной ночи, Николас.
