Кэт Мартин - По велению сердца
Джейсон знал: о том, что он сделает в следующие несколько секунд, он будет жалеть до конца своей жизни, – но не мог поступить по-другому. С яростным криком Джейсон вырвался из держащих его рук, выхватил пистолет, который португалец всегда носил за поясом, и прицелился в девочку.
Все, что ему надо было, – это сделать один-единственный выстрел. Не было смысла стрелять в Черного Доусона, хотя ему очень хотелось влепить тому пулю в низкий лоб: десяток других головорезов только и ждали своей очереди. Прицелившись, Джейсон выстрелил в девочку, звук выстрела эхом пронесся над палубой судна.
– Я не промахнулся, – продолжал он едва слышным голосом. – И до сих пор помню, как она медленно закрыла глаза, а ее красивое личико выглядело почти спокойным. – На последних словах его голос дрогнул. – Что бы они теперь с ней ни делали, по крайней мере ее мучения окончились.
– Джейсон… – шепотом произнесла Велвет, но он ее не слышал.
Он вспоминал, как бросил пистолет и отвел взгляд, вспоминал холодок слез, бегущих у него по щекам.
Ему было все равно, что окружающие видят эти слезы. Он не боялся, что его убьют. Он сам хотел смерти. Хотел, чтобы в этой кровавой луже лежал бы он, а не эта красивая маленькая девочка.
Но Черный Доусон только расхохотался хриплым пропитым басом, и его поддержал весь пьяный экипаж. Вскоре все попадали на палубу, корчась в судорогах несмолкающего смеха.
Рука Майлса Дрюри снова легла ему на плечо, но он сбросил ее.
– При первом же случае я ссажу тебя на берег, – сказал Дрюри. – Твоей доли добычи хватит на первое время. А до тех пор придержи язык и постарайся не показываться на палубе. Может быть, тогда я довезу тебя живым до берега.
Джейсон ничего не ответил. Ему не нужны были запятнанные кровью деньги, о которых говорил капитан. Сейчас ему было все равно – жить или умереть. Больше всего на свете он хотел бы перенестись во времени назад, в тот момент, когда он впервые поставил ногу на палубу этого проклятого судна, – видит Бог, теперь он ни за что не сделал бы этого.
Он стал таким же проклятым, как и это судно, так же обречен на адские муки, как и каждый на его борту. Он никогда уже не сможет забыть, что случилось в этот ужасный день, не простит себе своего поступка.
И столь же ясно понимал, что ни один человек, узнавший эту страшную правду, не сможет простить его.
Негромкие всхлипывания, доносящиеся из полумрака, привели его в чувство, да еще прикосновение ее теплой руки, которая продолжала сжимать его руку. Нежный голос произнес его имя, тонкая рука обняла за шею, мокрая щека прижалась к его щеке, и их соленые слезы смешались.
– Джейсон…
– Прости меня, – прошептал он, зная, что она никогда не сможет сделать это, зная, что только Бог может дать ему прощение, но он не смел воззвать к нему, чувствуя, что не заслужил прощения.
Рядом, прижавшись к нему, вздрагивало от рыданий маленькое тело Велвет, грудь ее вздымалась и опадала от судорожных вздохов, но она не произнесла ни слова. Он не должен был просить ее, не должен был молить о том, чего она не может ему дать. Воспоминания только разбередили его раны.
Теплая дрожащая рука легла ему на щеку – ласковое прикосновение, нежная ласка, которую он уже не надеялся испытать.
– Милый мой Джейсон. Тебе не надо моего прощения. И никогда не было надо. Тогда на судне ты сделал то, что было лучшим выходом, как ты считал. Ты рисковал своей жизнью, чтобы помочь ей.
– Я убил ее.
– Ты спас ее. Спас единственным способом, который ты знал, и там, где она сейчас, она это знает. Я готова благословить твою пулю, так же как и она.
Джейсон покачал головой:
– Она была совсем ребенком. Ребенком. Она еще не начала жить.
Велвет отстранилась и посмотрела на него, ее щеки в неверном свете свечи блестели от слез.
– Но что было с тобой, Джейсон? Ты ведь по-настоящему и не жил с того дня, как умерла эта девочка.
Он не ответил. В горле стоял ком, и он не мог произнести ни слова.
– Ты только человек, Джейсон. Только человек. И делаешь ошибки, как любой другой человек. В тот день ты сделал выбор, ужасный выбор, но он был единственно возможным. Ты знал, что они могли убить тебя, но ты решил помочь этой невинной девочке, не допустить ее страданий. У тебя была только эта возможность.
Он судорожно втянул в себя воздух. Боже, он готов был сейчас ненавидеть ее за то, что она видит его слезы!
– Ты только человек, – повторила Велвет. – Господь знает это. Примирись в своей душе с Богом, Джейсон. А я… я люблю тебя еще больше, чем любила до сих пор. И я оказалась права. Ты – тот человек, каким я тебя представляла.
Грудь его разрывалась от боли. Он обнял ее и прижал к себе.
– О Боже, герцогиня. – Руки его погрузились в ее волосы, сминая изысканную прическу, вынули шпильки, дав волосам свободно рассыпаться по плечам. – Я люблю тебя, герцогиня. Я так полюбил тебя.
Она снова заплакала. Он почувствовал, что все ее маленькое тело содрогается от слез, но это были слезы радости.
Она достала платок из кармана юбки и прижала его к глазам.
– Ты меня любишь. Ты хочешь сказать, что все, что произошло между нами, было не только ради наслаждения.
– Надеюсь, что так оно и было.
Улыбка снова появилась на ее лице. Она хотела сказать что-то еще, но в дверь уже стучали:
– Время вышло, миссис.
В замке загремел ключ, и дверь распахнулась.
Велвет взглянула ему в лицо:
– Теперь тебе не страшна темнота, Джейсон. И никогда не будет страшна. Ты вышел из тьмы на свет, и твое прошлое останется для тебя только памятью. – Она обхватила руками его лицо. – Пообещай мне, что ты запомнишь. Если тьма вернется, думай о свете, Джейсон. Любовь есть свет. Ты запомнишь?
Он с трудом проглотил ком в горле.
– Я запомню, – чуть слышно произнес он.
Она поцеловала его. Это был поцелуй, полный любви и нежности, обещания и ободрения. Джейсон тоже поцеловал ее. В его поцелуе были любовь, благодарность и надежда, которые жили теперь в его сердце. Он подумал о том, что никогда не встречал такой женщины. И о том, что никогда не расстанется с ней, если останется жив.
Глава 27
Сазерленд не мог спать с той минуты, когда услышал известия о лорде Хокинсе, который оказался не лордом Хокинсом, но старшим братом герцога Карлайла. Он должен был унаследовать титул герцога, но его приговорили к повешению за убийство своего отца.
Кристиан не верил этому. Не верил, зная Джейсона Синклера, зная то, что ему рассказала Мэри.
А Эвери, герцог Карлайл, как теперь узнал Кристиан, был просто беспринципным, в высшей степени безжалостным негодяем.
Но что делать теперь? Как помочь Синклеру? И как должен он поступить с Мэри?
