Эмма Холли - Запретный плод
Флоренс иначе истолковала его молчание. Решив, что обидела и задела его чувства, она сжала пальцы в кулачки. Ей было жаль причинить Эдварду боль, но она хотела быть искренней. Еще одна ложь между ними – и ущерб может быть слишком велик. Возможно, Имоджин исказила правду, но в ее словах был смысл. Эдвард умел дарить наслаждение, равно как и умел его получать. Что, если ему станет мало одной Флоренс? Она боялась этого и предпочитала поставить графа в известность.
Они молчали всю дорогу назад. Птичник, который подсадил их в свой вагончик, полный ящиков с курами, не узнал своего графа в простой одежде, и все четверо добрались до особняка неузнанными. Даже получив неплохую плату за провоз, птичник так и не сообразил, кого подвозил.
– Флоренс, – сказал граф, когда скрип повозки вдали затих, – я знаю, что вел себя неправильно – и как кузен, и как любящий мужчина. Я лгал там, где стоило быть честным, я брал натиском то, что должен был заработать нежностью и пониманием. Сейчас я стремлюсь стать прежде всего твоим другом, потому что хочу завоевать твое доверие, а твоя любовь будет для меня движущей силой.
И он протянул ей руку, ладонью вверх, словно в подтверждение своих слов. Взгляд был напряженным, ожидающим. Флоренс поняла, как нелегко далось графу это предложение. Если она откажет сейчас, не подав руки, это ранит графа, и едва ли он попытается сказать снова что-то подобное.
Она не собиралась отказывать Эдварду, зная, что теперь пойдет навстречу даже в ущерб себе. Пугаясь самой себя, Флоренс положила свою узкую ладошку в широкую мужскую ладонь, которая тотчас сжалась, словно опасаясь, что девушка передумает.
– Такая маленькая, – тихо произнес Эдвард, рассматривая ее пальцы. – И при этом ухитряется так крепко держать мое сердце.
Слова потрясли Флоренс, заставив ее задержать дыхание. Она взглянула в лицо Эдварду, но тот, быстро улыбнувшись, отвернулся. Похоже, он и сам не привык еще к своей новой роли.
– Пойдем, – потянул он ее за собой. – Добро пожаловать в Грейстоу снова.
Флоренс покорно пошла за ним, радуясь, что у нее есть эта путеводная нить. Без него она никогда не нашла бы дорогу домой.
Глава 16
Старинные часы отмеряли секунду за секундой, а над столом продолжала висеть тишина. Эдвард с беспокойством следил за тем, как Флоренс гоняет по тарелке горошинки. К ягнятине она даже не прикоснулась. Несмотря на крайнее увлечение содержимым тарелки, она не съела ни кусочка. Впрочем, граф тоже не был голоден. Он заставлял себя есть только затем, чтобы подать пример Флоренс.
Сегодня она была еще бледнее, чем обычно. Эдвард даже собирался принести обед ей в постель, но девушка заупрямилась.
– Я вовсе не тяжелобольная! – возмущенно сказала она. – Я способна сама одеться и спуститься в столовую.
Эдвард не стал спорить, но состояние Флоренс беспокоило его все больше. Словно она воздвигла между ними невидимую стену, несмотря на то, что они любят друг друга и все давно решено.
Совет Ипатии показался ему дельным, но не слишком успокоил. Тетка велела не дергать девушку.
– Она боится. Не думай, что дело в тебе. Флоренс боится самой себя. Если хочешь увидеть прежнюю Флоренс, дай ей время. И не стоит показывать ей свою тревогу и чрезмерную заботу – этим ты только сильнее смущаешь ее. Не будь эгоистом!
Эгоистом? Эдвард сознавал, что ни черта не понимает в женщинах. Разве можно назвать эгоистичной заботу влюбленного мужчины, который желает сделать женщину своей женой?
– Дай ей время, – снова и снова повторяла Ипатия, доводя его до отчаяния.
И вот после одного из таких разговоров герцогиня распорядилась подать роскошный ужин для Флоренс и Эдварда, а сама, сославшись на головную боль, удалилась в свои покои. Стол, за которым расположились граф и его невеста, был узким и длинным, поэтому им пришлось занять противоположные его концы. Эдвард решил, что это будет наилучшим вариантом, при котором Флоренс будет чувствовать себя свободнее. Однако сам граф свободы не чувствовал: вопреки тому, как далеко от него находилась девушка, он постоянно наблюдал за движением ее рук, трепетом ресниц, и все это казалось ему невероятно эротичным. Синее шелковое платье, расшитое узорами цвета слоновой кости, подчеркивало глубину ее взгляда, в то же время оттеняя бледность щек.
Почему она так быстро и неровно дышит, отчего ее грудь то чуть приподнимается, то опадает? Что тому причиной? Волнение? Страх? Она думает о пред-тстоящей ночи?
То, что Эдвард открыто заявил о своей любви к ней и выразил желание жениться, должно было сблизить их, а не загнать каждого в свою раковину. В чем же дело?
Граф встал, взяв свою тарелку и бокал, и направился к девушке.
– Я сяду ближе, – пояснил он, заметив удивленный взгляд Флоренс.
Она едва заметно кивнула и снова опустила глаза. Зеленые горошинки снова начали кататься по фарфоровому блюду.
– Послушай, кухарка будет расстроена, если ты даже не прикоснешься к ужину, – терпеливо сказал Эдвард, рассматривая Флоренс. В неровном свете свечей тени под глазами казались темнее, а сама девушка выглядела худенькой и хрупкой.
Флоренс отрезала кусочек ягнятины и со вздохом отправила в рот. После этого игра с горошинами возобновилась.
– Тебе надо восстанавливать свои силы, милая, – настойчиво продолжил граф. – Ты неважно выглядишь.
Флоренс неожиданно улыбнулась и, протянув руку, погладила его по волосам. Эдвард не ожидал прикосновения и вздрогнул. Он мог по пальцам пересчитать случаи, когда Флоренс касалась его так нежно, и сердце защемило. Еле держа себя в руках, граф стиснул зубы – обычно это помогало. Невероятным усилием воли он удержался от того, чтобы прямо здесь и сейчас наброситься на Флоренс, зацеловать с головы до пят, задрать все ее пышные юбки и ласкать до тех пор, пока она не начнет содрогаться от наслаждения.
Ничего этого он не сделал, опасаясь напугать Флоренс своим неистовством, а только улыбнулся в ответ на ее прикосновение.
– Эдвард, ты всегда такой дипломатичный, просто удивительно, как это тебе удается.
Тонкие пальцы еще раз взъерошили его волосы, затем скользнули по щеке и плечу. Эдвард перехватил руку, прежде чем Флоренс ее убрала. Желание было таким нестерпимым, что пересохло во рту, и другой рукой граф резко поднял бокал и отпил вина. Она назвала его дипломатичным! Он готов разорвать на ней одежду в клочья, а она считает его джентльменом!
– Я хочу тебя, – сипло сказал Эдвард.
Девушка подняла глаза – зрачки потемнели и расширились. Желание? Страх? Ресницы опустились, словно бабочки. Эдвард перевел взгляд на пухлую губку, которую она кусала. Его пронзил такой спазм желания, что он проклял все на свете.
