Патриция Райс - Ночные услады
Морально разоружив противника, Филипп сбил его с коня, но и Раймонд нанес Филиппу удар копьем. Тряхнув головой, чтобы перестало гудеть в ушах, Филипп спешился, намереваясь добить противника.
Раймонд, тяжело, со свистом дыша, сжимал широкий меч обеими руками. Поскольку щит его прогнулся и не мог более служить защитой, он подпустил Филиппа ближе. Филипп знал, что ему достаточно всего лишь парировать удары противника, изматывая его, а потом, дождавшись, когда тот ослабеет, прикончить Раймонда. Однако такая тактика требовала времени, а как раз времени Филиппу и не хватало.
Толпа одобрительно заревела. Наконец все увидят схватку один на один, бой, в котором в полной мере проявятся сила и мастерство соперников. Тяжелый металл мечей легко рвал сетку кольчуг. Плечо Раймонда окрасилось кровью, и все же боковым ударом он сбил Филиппа с ног. Филипп осел на колени, и Раймонд под рев трибун замахнулся, чтобы убить его, но тот не желал умирать.
С гневным восклицанием Филипп вскочил на ноги: он отчетливо вспомнил, как это голое волосатое чудище распласталось однажды на Эльвине. Ненависть удвоила его силы. Любовь учетверила. Филипп размахнулся, меч его описал дугу и опустился на шею Раймонда, в мгновение ока отделив голову от туловища.
Толпа взревела, приветствуя победителя. Филипп взглянул на короля, с грустью скользнув взглядом по пустому месту, предназначенному для Эльвины.
Если в Лондон они мчались во весь опор, то теперь, без Филиппа, ехали не спеша. И все же Эльвине приходилось тяжелее, чем в прошлый раз. Неотвязная тревога за Филиппа и за их ребенка не позволяла ей как следует отдохнуть. Но виноватой перед Филиппом Эльвина себя не чувствовала: она предупредила его, и если он не понял намека, пусть пеняет на себя. Ребенок нуждается в ней. Нуждается сейчас, как никогда. Она должна жить ради ребенка. Имея цель, можно не замечать мышечной боли, как и боли душевной.
Узнав, что вскоре покажется Данстон, Эльвина приказала остановиться, желая переодеться и загримироваться. Леди Равенна не должна ее узнать. Эльвина предупредила спутников обо всем заранее, но когда перед ними возникла завернутая в паранджу высокая фигура, они невольно стали оглядываться в поисках Эльвины.
Знакомый звонкий смех придал им уверенности в том, что это Эльвина, и все же сэр Альфонс, решившийся подойти к ней первым, был явно растерян. Эльвина приподняла сетку, скрывавшую лицо, блеснув синими глазами, но если глаза принадлежали той женщине, которую все они хорошо знали, то эта, другая, притворявшаяся Эльвиной, казалась намного выше и полнее хрупкой синеглазой красавицы.
В ответ на немой вопрос в глазах рыцарей Эльвина приподняла подол, показав нечто вроде колодок, привязанных к ногам.
— Выменяла у пажа за несколько монет. Изнутри они подбиты тканью, так что ноги не натирают, а каблук делает меня выше. Но разве я сейчас не выгляжу статной, сэр рыцарь?
Мужчины обступили Эльвину, желая взглянуть на образец новомодной женской обуви. Что бы кто ни говорил, каблуки действительно увеличивали рост. Что касается невесть откуда взявшейся полноты, им пришлось довольствоваться объяснениями Эльвины, нацепившей под верхнее платье самую разнообразную одежду.
Паранджа могла принадлежать только иностранке. В Англии женщины более не носили даже вуалей. Эльвина выдумала жуткую историю, объясняющую необходимость скрывать лицо, и мужчины поклялись, что подтвердят ее в случае нужды. Возможно, благодаря этой сказке удастся продержаться не узнанной, пока не появится Филипп.
К воротам замка они подъехали после захода солнца, в сгущающихся сумерках. Кавалькада спешилась и вступила в замок. Эльвина с благодарностью отметила предусмотрительность Филиппа, выставившего у входа в Данстона своих людей. К счастью, замок не весь принадлежал врагу, и в случае беды она могла рассчитывать на помощь.
Леди Равенна никогда не отличалась гостеприимством, даже Марта не вышла встречать гостей. Уставших с дороги воинов — вассалов хозяина Данстона — приняла древняя старуха кухарка. После того как мужчины подкрепились и Эльвина рассказала свою душераздирающую историю, кухарка позвала служанку, которая и проводила гостью в детскую.
Поднимаясь по темному, освещенному лишь факелом в руке служанки коридору, Эльвина с замиранием думала о встрече, о которой грезила долгие месяцы.
В детской было темно, и служанка, перед тем как удалиться, зажгла свечу. Эльвина заметила, как служанка торопливо перекрестилась, ограждая себя от сглаза. Видимо, Эльвина внушала ей страх, хотя ее якобы обезображенное лицо было скрыто густой сеткой. А может быть, сама сетка наводила на девушку ужас.
Эльвина не думала о том, насколько пугающей, учитывая необычность наряда, была тень, которую она отбрасывала. Все ее мысли сосредоточились на ребенке. Едва дождавшись ухода служанки, она, схватив свечу, кинулась к колыбели. Откинув одеяльце, она высоко подняла свечу над головой, чтобы получше рассмотреть малыша. В этом розовощеком мальчике с ангелоподобным личиком она узнала своего первенца. Малыш спал на животе, и разворот его пока еще детских плеч уже выдавал его происхождение. Жаль, она не видела глаз ребенка — таких же зеленых, как у отца, по словам Шовена, но будить его Эльвина не решалась. Она погладила влажную головку. Мальчик зашевелился во сне. Ее сын. Ребенок Филиппа. Слезы жгли щеки Эльвины, и она не могла и не хотела остановить этот горячий поток.
Услышав сердитый шепот за спиной, Эльвина, любовно укрыв ребенка, обернулась.
— Тильда! Хорошо, что ты не разбудила его. Он испугался бы, увидев такое страшилище, склонившееся над ним. — Эльвина откинула сетку.
— А ты думала, я могла спокойно смотреть, как такое чудище приближается к ребенку? — Тильда прижала к груди свою подопечную, покрывая ее лицо поцелуями.
Чтобы не разбудить ребенка, они отошли в дальний угол, туда, где стояла кушетка Тильды, и, усевшись на нее, заговорили шепотом. Эльвина, избавившись от наряда, вкратце рассказала Тильде о том, что произошло за последние несколько недель.
Тильда нахмурилась, узнав о поединке, но когда Эльвина сказала, что Генрих намерен передать Данстон законному хозяину, лицо старухи осветилось надеждой.
— Я пообещала твоему отцу позаботиться о том, чтобы тебя представили королю, когда он приедет, но боялась, мне не удастся сдержать слово. Слава Богу, Филипп оказался честным человеком, хотя его порядочность проявляется порой весьма странно.
Тильда подозрительно взглянула на округлившийся живот Эльвины.
— Так он женится на тебе теперь?
— Он не может. Церковь не освятит брак между теми, кто виновен в прелюбодеянии.
