Кэрол Финч - Своенравная пленница
Сжав кулаки так, что побелели костяшки, он отвернулся, пряча непрошеные слезы.
— Прошлого не изменишь, — вздохнул Медвежий Коготь. — Так зачем же его ворошить? Мы ведь думали, что ты погиб…
— Вам этого очень хотелось! — обернувшись, поправил Обри, сверля врага презрительным взглядом. — Любопытно узнать, как долго вы меня дожидались? Неделю? Месяц? Я считал тебя другом, доверял тебе, а ты меня предал!
Обри расправил плечи, гордо вздернул подбородок и сжал руку Розалин. Его дочери незачем присутствовать при этой ссоре, тем более что Ястреб, кажется, не посвятил ее в его тайну.
— Не пытайся переубедить меня, Бодлер! Я не желаю видеть ни тебя, ни твоего сына. Условия договора выполнены, и я больше не считаю себя ни перед кем обязанным и забираю дочь в Сент-Луис. А тебе, Ястреб, не советую появляться на ярмарке будущим летом! Никто не купит у тебя ни шкурки. Да и другие товары покупать у тебя не станут.
Ветер донес его резкие слова до ушей Аракаше. Старый вождь насупился: он молил духов, чтобы Дюбуа зарыл топор войны и положил конец старой вражде. Увы, тот, кто не может отпустить грехи самому себе, не простит и других.
Медвежий Коготь хотел догнать отца с дочерью, поговорить с ними по душам, но Ястреб удержал его:
— Пусть уходит! Обри слишком упрям, чтобы прислушаться к голосу разума. — Говоря это, Ястреб не отводил взгляда от любимой. — Его сердце зачерствело и, как высохший желудь, гремит в его груди. Ты слышишь?
— Я спустился с гор и попытался с ним примириться ради вас с Розалин, — недоуменно посмотрел старик на сына. — Вот уж не ожидал, что ты сдашься без боя! Ну и черт с тобой! Упустил девчонку — теперь страдай!
— Без боя? — прищурился Ястреб. — По-твоему, я должен был выхватить пистолет и поднять пальбу? А если бы Розалин погибла в перестрелке? У Дюбуа тоже есть оружие. Или ты посоветуешь нам с Обри выяснить отношения на уступе над водопадом? Если схватимся мы с Дюбуа, начнется война между его прислужниками и охотниками. А разве счастье можно построить ценой чужой жизни?
— Ты прав, — понурился Медвежий Коготь. — Но я хотел, чтобы у вас с Розалин получилось то, что не вышло у нас с твоей матерью…
— Не ты ли говорил, что рано или поздно нам придется расстаться? Так и случилось… — Ястреб умолк, охваченный воспоминаниями о счастливых днях с любимой. И вот теперь Обри уводил ее к своему фургону, готовому тронуться в путь.
Если бы только Ястреб знал, чего стоило Розалин сдержать обещание и не оглянуться! Она была готова вырваться из рук отца и побежать к Ястребу. Но поступи она так, отец был бы вне себя от гнева. И тогда ярмарка превратилась бы в поле сражения.
Обри тащил дочь к фургону, проклиная свалившегося как снег на голову Медвежьего Когтя: и дернул же его черт появиться здесь в самое неподходящее время! Обри отдал распоряжения своим людям, суетящимся у повозок, груженных пушниной и другими товарами, и усадил Розалин в один из фургонов.
— Лучше сразу признайся, если тебя обидели или оскорбили! — прорычал он, пытливо глядя на дочь. — Я позабочусь, чтобы виновник жестоко поплатился!
— Нет, отец, не беспокойся: все хорошо! — заверила его Розалин. — Ястреб оберегал меня от опасностей, а индейцы кроу оказали мне радушный прием, Можешь везти меня домой!
Обри снова внимательно посмотрел на дочь, хотел было что-то сказать, но передумал и, кивнув, пошел к своему фургону в голове каравана.
В пути отец почти не разговаривал с дочерью. Он распоряжался, орал на возниц и, словно торопясь скорее уехать подальше от ненавистных Бодлеров, гнал караван все дальше и дальше, почти не делая остановок.
Изнурительные дневные переходы складывались в недели, люди и лошади выбились из сил. Розалин изнывала от тоски и одиночества. И поэтому она вздохнула с облегчением, когда на горизонте наконец-то показался Форт-Уильям: там она по крайней мере сможет отдохнуть, пока рабочие будут перегружать товары на лодки.
Однако засиживаться в форте не входило в планы Обри: после ужина он приказал приступить к погрузке ящиков и тюков на лодки, с тем чтобы утром отчалить.
В дверь каюты Розалин постучали, и, когда она отозвалась, перед ней предстал ее хмурый папаша. Розалин была удивлена его визитом: он избегал ее уже почти две недели. Она молча встала и вопросительно взглянула на отца.
— Я полагаю, Ястребу и Медвежьему Когтю вряд ли хватило такта, чтобы не посвятить тебя в обстоятельства трагедии, случившейся со мной много лет назад, — напыщенно заявил он, не глядя на дочь.
— Ты знаешь, что я любопытна, отец, — ответила Розалин. — Разумеется, мне захотелось выяснить причину ссоры, вспыхнувшей в тот вечер, когда меня похитили из Сент-Луиса. До этого мне не доводилось видеть тебя в гневе. И естественно, я постаралась узнать, почему ты так не любишь Бодлеров.
— У меня имеются на то весомые основания, — убежденно заявил Обри. — Медвежий Коготь знал, что я влюблен в Бичипе. Но он поступил, как подлый трус! Дождался, пока я уеду, и начал обхаживать мою девушку. Честный товарищ сознался бы в своих чувствах и намерениях, а не обделывал бы свои грязные делишки у меня за спиной. И пока я искал деньги, чтобы начать свое дело, он развлекался с Бичипе. А я день и ночь думал только о ней! Мне пришлось задержаться в Сент-Луисе: торговля пушниной — дело не простое! И когда я наконец вернулся в горы, чтобы жениться на любимой, меня там ждало страшное разочарование. Обри махнул рукой и заметался по каюте.
Розалин подумала, что Бичипе вряд ли соблазнилась бы деньгами Обри: она привыкла жить в горах, среди бедных соплеменников.
— Ты не можешь себе представить, как я рыл потрясен! Аракаше сказал, что его дочь стала женой моего друга — Медвежьего Когтя и родила ему сына. Я не мог в это поверить, не допускал даже мысли о том, что мой лучший друг способен на такую подлость! — Обри перевел дух, несколько успокоился и продолжал: — После гибели Бичипе я покинул горы, надеясь забыть о прошлом. Но трагедия с Бичипе и предательство друга так глубоко меня задели, что я страдал от этого всю жизнь…
— Папа! Если тебе тяжело об этом говорить, не будем вспоминать прошлое, — заметила Розалин, щадя чувства отца.
— Но я хочу, чтобы ты знала все об этой скверной истории, — не унимался Обри, пытливо заглядывая дочери в глаза. — Так вот, я решил жениться. И тоже в основном ради того, чтобы забыть прошлое. Твоя мать была прекрасной женщиной, аристократкой…
— Именно этим она тебя и привлекла, насколько я понимаю, — вставила Розалин. — Ты хотел придать своему делу аристократический лоск, не так ли?
Обри резко обернулся и с негодованием посмотрел на дочь. Она поняла, что причинила отцу боль, и пожалела об этом. Обри разразился гневной тирадой:
