Анастасия Туманова - Цыганочка, ваш выход!
Семён взглянул на деда без особого восторга, но, заметив с интересом слушающих эту речь цыган, промолчал. Однако, когда вечером всей семьёй сидели у костра и доедали суп, он вдруг негромко, глядя в подёргивающиеся пеплом угли, сказал:
– Вот что, дед… Или мы на этой неделе прямо здесь свадьбу играем, или я Меришку ночью в охапку беру и еду с ней до Воронежа. Там сейчас какие-то влахи[76] табором стоят, мы у них и женимся.
– Что?! – задохнулся дед, хватаясь за кнут. – Да где ж это ты так разговаривать выучился?!
Он выдернул кнут из-за пояса, бабка Настя ахнула. Испуганно закричала, вскакивая, Мери, но Семён даже не отшатнулся. Не меняясь в лице и не отводя взгляда от огня, он спокойно повторил:
– Пора свадьбу играть, дед. Я четыре года Меришки жду. А родню через год на крестинах вусмерть напоим, не беспокойся.
Дед Илья поднялся на ноги. Резким движением вогнал кнут обратно за пояс, повернулся и молча ушёл в темноту. За ним кинулась жена. Мери и Семён остались одни.
– Сенька, Сенька, ты с ума сошёл… – пробормотала Мери, зажимая ладонью отчаянно колотящееся сердце. – Да разве можно так, боже мой… Я думала, дед тебя сейчас прямо кнутом и…
– Ну и что? – усмехнулся Семён, сапогом подгребая к костру откатившуюся головешку. – Велики убытки, тоже ещё… А мне что, до зимы завязаться и терпеть? А не дай бог у тебя ещё какая подружка-дура в састэра попадёт – так ты снова с ней заодно мучиться сядешь? И из меня душу мотать? Ну уж хватит, чаёри. Этак я до седой бороды досижусь без жены.
– Вот подожди, разбойник, – сердито сказала Мери. – Сейчас дед Илья вернётся и меня в кандалы засунет, чтоб я с тобой в Воронеж ночью не убежала, – что тогда?!
– Не будет этого, – отозвался Семён. Голос его был обычным, ровным, спокойным. Мери только вздохнула.
– Потерпел бы, право, до зимы… Дед и так из-за Симки злой до сих пор, а ещё и ты тут…
– А что ты меня отговариваешь?! – вдруг вскипел Семён. – Передумала замуж идти – так и говори! На вожжах не потяну небось!
– Тьфу, болван! – вышла из себя и Мери. – Сколько раз тебе одно и то же повторять?!
– А ты не повторяй! Молчи и делай, что я говорю! Ежели дед сейчас упрётся – ночью мы с тобой прямо…
– Вот попробуй только, собачий сын! – мрачно раздалось из темноты, и дед Илья, угрожающе глядя из-под насупленных бровей, шагнул в круг света. Из-за его плеча выглядывала бабка Настя, делая внуку отчаянные знаки. Мери шмыгнула в шатёр. Семён молча, пристально смотрел на деда.
– Делай, ирод, что хочешь, коль невмочь! – свирепо объявил старый цыган. – Хочется перед людьми позориться со свадьбой грошовой – на здоровье! Пусть тебе потом всю жизнь родня в глаза говорит, что свадьбу зажилил и пожадился цыган по-хорошему напоить!
– Да напоим мы их по-хорошему, дед… – проворчал Семён, искоса поглядывая в темноту шатра, откуда слышались невнятные звуки: не то плач, не то хихиканье. – Все довольны будут. Времена-то сейчас такие, что со свадьбой тянуть незачем.
– Времена ему не те… Кобель! Только и выучился, как деду перечить! Ты у меня за это получишь ещё! Настя, да хватит там руками махать, по хребту сквозняк уж! Ставьте самовар лучше! Жениться ему приспичило, остолопу… Тьфу!!!
Уже глубокой ночью, когда весь табор спал и только Семён по-прежнему сидел возле углей, изредка вороша их палкой, к нему подсела бабка.
– Ты что не ложишься? – удивился он. – Луна садится!
– А сам? – усмехнулась старуха. Помолчав немного, тронула внука за плечо. – Ты с ней венчаться станешь?
Семён пожал плечами:
– Зачем?
Бабка не ответила, и он, повернувшись к ней, спросил ещё раз, уже слегка испуганно:
– Зачем, мами?
– Ты забыл, кто она есть?
Теперь уже не ответил Семён, молча, в упор глядя на бабку. Та не спеша поправила платок на голове. Негромко сказала:
– Я ничего сказать не хочу, спаси бог. Меришка наша – золотая! Но в цыганках-то она всего второй год бегает. А в раклюшках – всю жизнь. Это для нас в поле свадьбу сыграли – и навечно! А для них главное – к Богу пойти, к попу… И чтоб она тебе там перед Богом слово дала. И чтоб батюшка ей кольцо надел и молитву сказал. Для раклюшек это во сто раз важней, чем все наши «розы» невестины! Понимаешь?! Чуешь, что говорю, чяворо? Ежели Меришка тебе в церкви слово даст, то опосля сто раз подумает, прежде чем из табора в город убежать. А ты же с ней до старости хочешь жить?
Некоторое время Семён молчал. Затем медленно, глядя на гаснущие угли, сказал:
– Так что ж… Обвенчаемся.
Так и вышло, что неделю спустя к церкви станицы Астарской в полдень под серыми тучами подкатил цыганский свадебный поезд. Звенели гитары, играла гармонь, по степи разносилась весёлая, многоголосая песня. Рядом с телегами бежали оборванные дети, плясали девушки. Низкое октябрьское солнце, выглядывая в разрывы облаков, играло бликами на нарядной конской сбруе, на колокольчиках, звенящих на разные голоса, зайчиками прыгало по разноцветным лентам, вплетённым в гривы лошадей. Всё население станицы, от старых до малых, высыпало к дороге полюбоваться на цыганскую свадьбу.
– Вон! Невесту привезли! В телеге с вороным! – пронеслось по толпе станичников, когда свадебный поезд с шумом и песнями остановился у церкви. – Вон та, в красной юбке! И с рябиной в волосах! Видать, уж цветов-то не нашли!
– А с ней жених! Да вон, глазастый, с кнутом!
– Тю, смотрите, как у них чудно: жених в сапогах, а невеста – как есть босая! Ни чириков, ничего! Пятки грязные!
– Зато сверху донизу в золоте! Гляньте, вся сверкает, как иконостасик!
– Да они вон все такие! Бабы-то ихние! Не едина невеста! Ой, уже в церковь пошли…
– Гляньте, гляньте, она так босая и идёт! Ну всё у этих копчёных не как у людей!
– Тю! Не как у людей, а как у цыганей! Положено им так от бога! Коли батюшка допущает, стало быть, сурьёзный обычай!
В церкви было тепло, ясно от множества свечей, а когда вслед за молодыми туда набился весь табор и половина станицы, стало совсем душно. «Как это невесты стоят всю службу в венчальных платьях?.. – пронеслось в мыслях Мери, у которой уже шла кругом голова. – Если бы был корсет, я давно бы в обмороке валялась…» С самого утра её не покидало странное ощущение, что она смотрит на саму себя со стороны. «Это я?.. Вот это – я?! Княжна Мери Дадешкелиани?! Ах, если бы мама и папа видели, как я счастлива, как у меня всё хорошо! Если бы они знали, что по-цыгански – это в сто раз лучше, чем в белом платье и с фатой… Но они же видят меня сейчас… И радуются, потому что… потому что я радуюсь. О-о, кто бы мог подумать, что я пойду под венец в красной юбке, без фаты и босиком! И с рябиной в голове!»
Мери невольно хихикнула, скосила глаза в сторону – и вздрогнула, наткнувшись на пристальный, упорный взгляд жениха.
