Людмила Сурская - Оборотень или Спасение в любви.
— Нет, — только успела вымолвить она, непослушными от страха губами, как он, толкнув её лбом, повалил на траву. Нет, Серж нельзя. — Завопила она, помня слова женщины у церкви и пробуя отбиться. Она была напугана, но чувств не теряла. Наконец, ей удалось изловчиться и снять ошейник. Серж, хрипя и забыв про все предосторожности, вжимал её в траву. Такой любви Таня от него ещё не получала. Когда он упал рядом, то был без сил. Без сил осталась и она. Но как только он остыл и пришёл в себя, то глянув на счастливо улыбающуюся жену, принялся вколачивать лбом траву обратно в землю.
— Серж, ну хватит самобичевания, а то лоб от зелени не отмоешь и мне не по себе с этими двумя мёртвыми злодеями. Забери у этого мерзавца медальон Лиз и идём.
— Ты не представляешь, что я натворил, у тебя может появиться ребёнок. — Купая её в воде и вынося на берег, мычал он. — Почему ты меня не остановила?
— Зачем? Я приняла меры, не дав к себе прикоснуться доберману, а мужу, да сколько угодно. — Сияла она, не желая разбираться в тоне его стенаний.
— Ты интриганка, — не успокаивался, перемежая слова стонами он при этом накидывая на себя одежду.
Но прежде чем поднять на руки завёрнутую в юбку жену, он осмотрел из грубой кожи сумку, прикреплённую к седлу лошади. Забрав медальон и найдя попавшееся на глаза письмо, с заинтересовавшей его печатью, вскрыл. Потому, как после прочтения лицо его почернело, Таня поняла, что в руки ему попал не простой документ.
— Серж, что?
Барон процедил сквозь зубы:
— Господа, курьеры шпионов. Находка выше крыши.
— Серж, откуда такие берутся? — спросила Таня, пытаясь между тем приладить на себя одежду.
— Со света белого не иначе, откуда ж ещё, — не задержался с ответом барон.
Шуганув лошадей и подхватив жену на руки, барон вернулся на поляну. Даже издалека было видно, как Митрич, завидя их, облегчённо перевёл дух. По крайней мере, прекратил беготню и встал, изображая любование облаками у кареты. Долгое отсутствие барона начинало его беспокоить. Когда они подошли, одевшись, он, имитируя подтягивание подпруги и скрывая улыбку, проворчал:
— Накупались, душеньку натешили?
— Митрич, какой ты глазастый, — обняла его Таня. — Не сердись, сейчас тронемся. Ах, Серж такой чудесный купальщик.
— Я так понял, барон утонул в твоих ласках и нежности, княжна и забыл о времени.
— Митрич, байки кончай, дело серьёзное открылось, поторопиться в Москву надо, — постучал ладонью по дверце Серж.
— Откуда делу появиться. С утра вроде порожние без дел ехали с одним удовольствием?
— Считай, что птичка скинула. Давай, шевелись.
Митрич дал сигнал второму кучеру готовиться, а служанке занять своё место.
— Опять значит, во что-то одной ногой попали, ваше сиятельство. Не зря сердце щемило, когда долго задерживались у воды.
— А чего одной ногой? — ухмыльнулся Серж, обнимая жену.
— Так выбрались же. Если б двумя, конец. — Хмуро сомкнул брови Митрич.
— Философ.
— Так ведь с вами станешь.
Серж хотел ответить, но Таня, приложив ладошку, смеясь, закрыла мужу рот.
— Так и будете всю дорогу перекоряться. Расскажи лучше, что в том письме?
— Вам, красавица моя, про то лучше не знать. Неприятная и весьма опасная корреспонденция.
— Серж, давай выбросим её и забудем?
— Не говори глупости, сокровище моё. Это важно для страны.
Серж заботливо помог жене подняться в экипаж. Сам задержался только на несколько минут, чтоб обменяться парой слов с Митричем, и потом впрыгнул в карету, заняв с Таней место рядом на сиденье с подушками. Митрич закрыл дверцу, забрался на своё место и экипаж двинулся вперёд. Куда они направлялись сейчас, у Тани не было ни малейшего понятия, да это и не тревожило её ум. Ехать с ним одно удовольствие, а какая разница куда.
Глава 35
Таня, прижав голову к его плечу и обняв за талию, делала вид, что дремлет, а на самом деле пытаясь справиться с давящими голову думами, просто маскируясь, рассуждала. С одной стороны ей было всегда покойно на его широком плече. А ещё ей было зазорно, что этот красивый сильный и необычный мужчина, имеющий не дюжий ум и храбрость — её муж. Но с тем же её сердечко сжималось от беспокойства, за то, что он, имея железные нервы и совершенное отсутствие наличия страха, может влезть, рискуя собственной жизнью, в какие угодно неприятности и тут Митрич безусловно прав. Её мучило женское любопытство. Ей ужасно хотелось знать хоть немножко о письме. Она мучительно начала искать слова, которые могли бы привести её к этому.
— Серж, я никак не думала, что вы будете обращаться со мной по — старорежимному. — Сложив в обиду губки, заявила она, оторопевшему супругу.
Это восклицание её на какое-то время лишило его дара речи. Она со всей любезностью воздержалась от того, чтобы немедленно настаивать на его ответе. Тишина повисла в карете. Но ненадолго, её взорвал его голос:
— Что? как? — не мог опомниться он от такого поворота. Вроде ж только что светилась счастьем и на тебе поехали и совсем не туда…
— Барон, ну не могу же я быть просто милой дурочкой на вроде домашней собачки.
Он взял её руку и поцеловал.
— Хорошенькое начало, только вот к чему… — пока плохо понимал её он.
— Вы могли бы сделать меня умнее и…
— И что? — перебил её он.
— Разбирающейся в делах страны и политики, — продолжила краснея она.
— Это как? Зачем тебе? — изумился в конец он. — Девице не пристало…
Таня с жаром принялась за уговоры.
— Серж, ты же лапочка, тебе самому интереснее иметь умненькую жену рядом с собой, нежели пустую, хлопающую глазами куколку.
Серж с трудом стёр с лица улыбку.
— Это ты себе, цветочек, льстишь.
— В смысле? — вскинула она на него длинными ресницами прикрытые глаза. Хлоп, хлоп…
— Глаза не стеклянные от куклы, а хитрые. О! какие пуговки сверкают. — Приложился губами смеясь, он к её глазкам. — Так что тебе не даёт покоя, моя красота?
О! Она должна добиться своего. Таня с новыми силами пустилась в уговоры.
— Серж, я не прошу тебе открыть мне тайну письма, но рассказать о том, в чём мы вертимся, ты можешь.
— А…а…конечно… — с сомнением тянул он. Но очень скоро нашёл слова, для успешного отбивания атаки. — Голубка моя, это не историю любви прослушать, ты устанешь… — отбивался Серж.
Но жена не сдавалась:
— Милый, но я ходила слушать Пушкина. Читала записки кавалерист — девицы. Я даже помню её выражение. Ах! Сию минуту… «Ах, люди, люди, как несчастна природа ваша!»
— Что-то не слышал о таких… — недовольно пробурчал он.
