Елена Арсеньева - Соблазны французского двора
– Что?!
– Что слышите! Я хотел пригубить, а потом увидел, что Мария сейчас упадет, и протянул бокал ей. Что случилось потом, известно.
– Господи Иисусе! Но ведь это означает…
– Наконец-то до вас дошло! Я понимаю, проще допустить, что барон Корф решился убить свою жену, чем поверить, что он сам лишь случайно, по прихоти судьбы, остался жив.
– Но это означает…
– Да что вы заладили: означает, означает! То и означает, что Мария – случайная жертва, а яд был предназначен мне.
«Яд был в бокале? Яд предназначался Корфу?!»
Мария содрогнулась, хотела закричать, но сковывающая ее немота и неподвижность были по-прежнему неодолимы.
– Вам?! Но зачем? Почему? Кто это сделал?
– Верно, тот, кто преподнес мне эти бокалы. Небось он дивится, что я до сих пор жив. Они у меня уже несколько лет. Странно, что яд не потерял своих качеств.
– Он и через пятьдесят лет их не потеряет, тем более если смешать его с винным спиртом. Удивительно, однако, почему вы не обратитесь к властям, не прикажете арестовать того, кто сделал вам столь «бесценный» подарок!
– Я бы давно уже сделал это, когда бы знал, кого обвинять. Это было примерно пять лет назад. Как раз приехала из России моя жена. Вскоре после этого, по случаю своих именин, я получил довольно много подарков; были и присланные по почте или с на́рочными – с горячими поздравлениями от самых разных, порою мало знакомых или даже вовсе незнакомых людей. Благодарили за какую-то помощь, искали моей протекции… Я уж и не помню, кто и какие подарки прислал. Среди прочих – и эти кубки. Я был восхищен ими, но почему-то мне и в голову не приходило пить из них. Я воспринимал их как произведение искусства. Помню, как раз накануне дня моего ангела курьер, прибывший из России, граф Комаровский, бывший спутником моей жены по пути в Париж, рассказывал, как они рассматривали кенигсбергские янтари, какое это богатство, какая красота, и, получив эти янтарные кубки, я еще подумал: не Мария ли прислала их мне?
– Ну, сударь! С чего бы это баронессе делать вам подарки тайком?
– Неточно выражаетесь. Следовало бы сказать: с чего бы это моей жене вообще делать мне подарки?
Глаза Марии ожгло слезами. «Я хотела подарить их тебе, но их у меня похитили! И все же бокалы дошли до тебя. Но кто это сделал? Ах, если бы знать! Тогда бы я все смогла понять».
– Боже мой… Нет, не может быть!
– Что с вами, доктор? Вы побледнели!
– Нет, нет.
– Говорите. В чем дело?
– Простите, барон. Страшная мысль пришла вдруг мне в голову. Нет, это дьявольское наваждение… Но стоило вам связать имя вашей жены с этим подарком… Я хочу сказать, стоило лишь предположить, что бокалы были посланы ею (в конце концов, такие роскошные янтари могли быть куплены только в Кенигсберге или Мемеле, словом, на берегу Балтийского моря), как вдруг я вспомнил, с чего начался наш разговор.
– Да, вы говорили, что нашли в спальне Марии вот это. Кусок смолы, пахнущий травами. Какое-то лекарство?
– Нет. Это пернак.
– Впервые слышу.
– Неудивительно. Вам, смею думать, до сего времени не приходилось иметь дела с ядами, а значит, и с противоядиями. Так вот, пернак – сильнейшее противоядие, какое только известно современной науке. Свойство его – предохранительное. Вам приходилось что-нибудь слышать о царе Митридате?
– Разумеется. Митридат Евпатор, царь Понтийский, подчинил своей власти все побережье Черного моря, однако в войнах с Римской империей был побежден и покончил с собой.
– Все верно. Однако вы привели факты его политической биографии. А с точки зрения медицины гораздо более интересно, ка́к именно Митридат покончил с собой.
– Ну, если вспомнить предмет нашего разговора… очевидно, он отравился?
– В том-то и дело, что нет! Предпринял несколько попыток – и бесполезно! Митридату пришлось прибегнуть к кинжалу, чтобы лишить себя жизни. Видите ли, всю жизнь он боялся быть отравленным – в ту эпоху яды были в большой моде! – и спасался от них тем, что каждое утро добавлял минимальное количество различных ядов в свою пищу. И в конце концов уже не существовало отравы, которая могла бы его убить. То же и пернак: если каждое утро выпивать малое количество его настоя, организм приобретает способность сопротивляться отраве. Я-то недоумевал, как баронесса ухитрилась остаться жива. Теперь мне все ясно. Объяснение может быть только одно! Она знала, что в доме есть яд, и хоть он предназначен не ей, но по несчастной случайности – вроде той, которая и произошла! – она может быть отравлена. Госпожа Корф предприняла меры предосторожности. Взгляните: пернак не засохший. Он мягкий, рыхлый. Кто-то каждое утро настаивал его в горячей воде. Ох, как все теперь понятно!.. Satan![81]
– Доктор, вы в своем уме?!
– Вы это уже говорили сегодня, барон! Да, я в своем уме. И я знаю теперь, что произошло: не вы хотели отравить свою жену. Она хотела отравить вас! Она послала вам эти бокалы. Один из них был отравлен. Она терпеливо ждала, когда стрела судьбы настигнет вас, а сама тем временем расчетливо старалась обезопасить свою жизнь. Она целилась метко… но не рассчитала направления ветра! Стрела ее ненависти поразила ее же саму. Она угодила в собственную ловушку.
– Я не верю в это. Нет. Она не смогла бы…
– Я понимаю. Но вы подумайте хорошенько: все сходится. Мой вам совет – как можно скорее снеситесь с тем курьером, который путешествовал с баронессой.
– С Комаровским?
– Вот-вот. И если он подтвердит, что она покупала янтарные кубки, значит… Но смотрите, чтобы это известие не пришло слишком поздно. Будьте осторожны, барон. Умоляю вас, будьте осторожны!..
* * *Мария открыла глаза. Темно – лишь светится ночник; и никого нет в спальне. Стоял предрассветный час – самое томительное время, когда властвуют демоны зла и смерти, навевая тяжкие сны. Что ж, выходит, этот разговор ей приснился? Или он все-таки был? Во сне или наяву доктор обвинил ее в попытке отравить мужа?
Мария невесело рассмеялась. Собственный смех показался таким же нереальным, как только что услышанный спор. А впрочем… все очень логично. Если барон и впрямь отправит запрос Комаровскому, тот ведь непременно подтвердит покупку бокалов. И тогда все встанет на свои места: злодейка, развратница, обманщица Мария Корф смазала бокал ядом, чтобы сгубить своего супруга и унаследовать все его состояние. Рано, поздно ли, кубок из красного янтаря попал бы ему на глаза, так что… Так что…
«Нет! Все не так!»
Мария резко села, но тотчас вновь откинулась на подушки, сраженная слабостью. Ее даже в испарину бросило, сердце заколотилось в горле. Однако голова была необычайно ясна, и мысли – страшные догадки – спешили обогнать друг друга.
