Филиппа Карр - Изменница

Меня захватила и сама пьеса, и игра актеров; я чувствовала, что ему приятно видеть мой восторг. Он сказал:

— Я когда-то хорошо знал актеров… В молодости я был заядлым театралом. Знаете, у них трудная жизнь. Они так радуются, когда их хорошо принимает публика, и вам может показаться, будто, кроме жажды популярности, у них нет никаких других забот. В действительности это не так.

— Вы тоже выступали на сцене? — обратилась я к нему.

Он неожиданно рассмеялся.

— Я? Ну что вы, нет, — сказал он, и тут же его лицо сделалось совсем непроницаемым, как бы закрылось маской. Его настроение изменилось. Мне очень захотелось узнать, что же такое произошло в его жизни, что сделало его таким замкнутым. Я была, уверена, что в ней был какой-то трагический момент. Меня одолевало любопытство. Я уже заметила, что порой он сбрасывает с себя эту меланхолическую маску и на какой-то момент становится другим человеком. Так что же он за человек, этот Чарльз Форстер?

Мы шли по узкой улице, возвращаясь в гостиницу.

— С наступлением темноты здесь начинают шастать всякие бродяги, — сказал Дерек. — Но нам нечего их бояться, нас много.

Чарльз взял меня под руку не только с тем, чтобы я чувствовала себя под его защитой, а чтобы не дать мне ступить в грязь, выброшенную на мостовую из луж колесами карет.

В тот вечер я была в счастливом настроении. И, хотя мне не удалось уговорить Джеймса вернуться к нам и работать у нас управляющим, я не отчаивалась. Он согласился ехать с нами, чтобы погостить в Эверсли, и это меня радовало.

Мы сели ужинать. Нам подали пироги с дичью и мускатель. После поездки по городу и посещения театра я чувствовала себя слегка возбужденной. Мне вспомнились детские годы, когда у моих родителей был дом на Альбемарл-стрит, в котором мы жили большую часть года. Мой отец предпочитал городскую жизнь, проводя время со своими друзьями в клубах и игорных домах, но сумел привить мне любовь к столице. И хотя я наведывалась в Лондон и раньше, однако только сейчас поняла, как скучаю по нему.

Мы стали обсуждать спектакль. Чарльза, казалось, оставило его обычное меланхолическое состояние, и он увлеченно говорил о нем: одно хвалил, другое критиковал.

— Как вы хорошо во всем этом разбираетесь, — заметила я.

— О да, — сказала Изабелла, с улыбкой посмотрев на своего шурина. — Я люблю ходить в театр в компании Чарльза.

— Надеюсь, ты не хочешь сказать, что со мной тебе неинтересно, — буркнул Дерек.

— Конечно нет, глупый, — ответила Изабелла. — Мне нравится, как Чарльз подмечает некоторые тонкости, это так забавно.

Я всегда считала, что самое большое удовольствие от спектакля дает его обсуждение, когда как бы вершится суд над спектаклем и актерами.

— Суд идет, — сказал Дерек. Чарльз усмехнулся.

— Представь себе, Кромвель запретил театральные зрелища. Как он не понимал, что народу это не понравится?

— Это был его первый шаг к поражению, — вставил Джеймс. — Слава Богу, наконец-то наступило мирное время.

— Однако все говорит о том, что мы не пользуемся его преимуществами, — сказал Чарльз. — Нам нужен Питт, но он уходит в отставку, устав от войны, которая была выиграна благодаря его умной политики. Теперь у нас дурное правительство и король, существующий чисто формально.

— Чарльз становится бешеным, когда речь заходит о колониях, — сказала мне Изабелла.

Я внимательно слушала его. Мне нравилось, как он говорит. Он снова стал другим человеком. Его глаза светились вдохновением. Он страстно говорил в защиту Питта и клеймил позором политику правительства и короля.

— А что ты скажешь насчет колоний, Чарльз? — спросил его Дерек.

— В колониях начинаются беспорядки. Нам грозит война с Америкой, если наше правительство не позаботится о том, чтобы хоть как-то ослабить напряженность.

— Мне нравится королевская семья, — ни с того ни с сего сказала Изабелла. — Король и королева такие… простые.

Все прыснули со смеху. Затем мы заговорили о предстоящем отъезде.

— У нас остался всего один день, — сказал Дерек. — Учтите это. Завтра мне необходимо разобраться с одним делом.

— А мы должны наведаться к Ченсонам, — напомнила Изабелла Дереку. — Ты не забыл?

— Конечно, нет, — ответил он. — Чарльз, они не знают, что ты здесь, но будут рады видеть тебя. И тебе, Сепфора, стоит поехать с нами.

— Не думаю, что они сгорают от нетерпения встретиться со мной, — сказал Чарльз. — А уж Сепфору там и вовсе не ждут. Она проговорилась мне, что еще не была в Рэнли, и я подумал, не предложить ли ей съездить туда.

Краска прилила к моим щекам. Они все смотрели на меня, и я старалась не показать, что очень рада. Я сказала, что давно мечтала побывать в Рэнли.

Это был один из самых счастливых дней в моей жизни. Я уже забыла, что такое радость, с тех пор, как лишилась возможности быть рядом с Жераром. И вот мною вновь овладело то же чувство. Я смогла забыть все то, что тревожило мой разум в течение последних лет. Постоянно в глубине моего сознания присутствовала мысль о том, что рано или поздно все узнают о моем грехе. Эта мысль угнетала меня. Оказавшись наедине с Чарльзом Форстером, я забыла обо всем. И это было неслучайно. Со своей стороны я тоже старалась помочь ему избавиться от мрачных мыслей.

Мы прекрасно провели день. Чарльз становился таким интересным собеседником, когда выходил из состояния меланхолии. Его речь была такой живой. Он пробудил во мне сознание того, что я слишком замкнута. Я вспомнила, как хорошо мне было с отцом в те редкие моменты, когда мы беседовали. Он не был таким серьезным, как Чарльз, и болтал со мной обо всем на свете. Я осознала вдруг, каким ограниченным стал круг моего общения: мать, Сабрина и… Жан-Луи. Да, Жан-Луи.

Однако эти грустные мысли не помешали мне в этот день быть веселой.

Чарльз хорошо знал Лондон и мог рассказывать о нем без конца.

Сначала мы просто ездили по городу. Он сказал, что знакомиться с Рэнли лучше не средь бела дня, а ближе к вечеру, когда наступают сумерки. Это было для меня неожиданностью.

— Мне казалось, что вы предпочитаете видеть все так, как оно есть.

— Иногда бывает лучше набросить на окружающую действительность вуаль таинственности, — ответил он.

— А вы, похоже, романтик?

— Вот вы уже и определили мне место, — пошутил он. — Какой же я романтик, если постоянно вижу только мрачную сторону жизни.

— Да, я заметила, что грусть не покидает вас. Но я также заметила, что вы умеете быть и веселым. В ответ он слегка наклонил голову и улыбнулся.

— Сегодня, — сказал он, — я постараюсь быть веселым.

— А у вас это получится?

— С вашей помощью да. Вот увидите.