Сьюзен Кэррол - Куртизанка

Неловкое молчание повисло между ними. Реми начал чувствовать на себе любопытные взгляды, на них смотрели, их обсуждали. Он выпрямился и постарался не реагировать ни на что. Но Габриэль вела себя, как настоящая принцесса: благодушно кивала, отвечая на приветствия других дам, желала успеха в предстоящем турнире мужчинам, облаченным в доспехи.

Какой-то рыцарь, проезжая мимо, специально задержался подле нее, чтобы поклониться. Со своими белокурыми кудряшками и веснушками, он напоминал подростка, но был так торжественно настроен, словно сошел со страниц рыцарского романа и отправлялся сражаться с драконом или уезжал в Крестовый поход.

Его лицо смягчилось при взгляде на Габриэль, и он поднял перчатку в смущенном приветствии. Габриэль, помахала ему и ласково улыбнулась, чем уколола Реми.

— Еще один из ваших обожателей? — дерзко поинтересовался он.

Габриэль медленно опустила руку.

— Это… да, это Стефан Вилье, маркиз де Ланфор, — не сразу ответила она.

Де Ланфор. Реми вспомнил это имя, и его словно полоснули по груди. Он покрутил головой, вытягивая шею, чтобы еще раз взглянуть на молодого человека, прежде чем тот исчезнет в толпе.

— Так это был Ланфор, ваш прежний любовник? Тот, кем вы назвали вместо меня на балу? Этот щенок? Проклятье, да он хоть уже бреется, Габриэль?

— Стефан старше, чем кажется. Он ничего не может поделать со своей детской внешностью и нежной кожей. При дворе все, и в особенности его же собственные братья, безжалостно дразнили его. Сами понимаете, он всегда был застенчив и неуклюж, особенно с дамами. Он страшно нуждался в помощи опытной женщины, которая придала бы ему немного уверенности в себе.

— И вы взяли этого молодого человека себе в любовники из чистого человеколюбия? — недоверчиво поинтересовался Реми.

— Не только! Но после того как Жорж… мой герцог решил оставить Париж и вернуться в свое поместье, мне было довольно одиноко. А Стефан оказался так нежен и внимателен.

Реми нахмурился.

— Вы утверждали, что никогда не питали никаких чувств ни к одному из ваших любовников. Вы говорили мне, что вынуждены притворяться, будто вы неравнодушны к ним.

— Только в постели. Остальное время… — Габриэль спокойно встретила его пытливый взгляд. — Я знаю, вы считаете меня расчетливой соблазнительницей, но я ни когда не отдавала себя тем, к кому не испытывала уважения. По-своему я была даже очень привязана к каждому из моих любовников.

— Но никого из них не любили? Никогда не были влюблены, ни в одного? — допытывался Реми, ненавидя себя за невыносимое отчаяние, стоявшее за его вопросами.

— Нет, — спокойно ответила Габриэль.

— И даже в тот, первый раз?

— В первый раз? Я… я не понимаю, что вы имеете в виду.

— Вы дали мне понять, что у вас уже был возлюбленный еще до того, как мы с вами встретились. Вы верили, что любили его?

— Я… нет, конечно, нет. — Габриэль принужденно засмеялась. — Он ничего для меня не значил, я даже не вспомню его имени.

Она резко отвела взгляд, но Реми успел заметить знакомое выражение, которое так часто появлялось в ее глазах. Она прекрасно все помнила. Так кем же он был, тот дьявол во плоти, тот негодяи, который предъявил права на ее невинность? Реми был убежден, что тот человек причинил боль Габриэль. Насколько жестокую и неизгладимую, Реми мог только догадываться. Но этого хватило, чтобы разрушить ее веру в любовь и веру в семью. Хватило, чтобы притупить ее желания и научить ее укрощать свое сердце. И, когда Реми ворвался в ее жизнь, у него уже не оставалось ни единого шанса.

Реми осознал, что ненавидит врага, которого никогда не сидел. И сгорает от жгучего желания убить человека, даже имени которого не знает.

Тут кружевные манжеты выпали из его рукава. Он боролся с этими проклятыми кружевами все утро. Грязно выругавшись, Реми запихал их обратно.

— Не делайте этого, — попросила его Габриэль.

— Проклятая мода, — пробормотал Реми. — В них я напоминаю себе окаянного павлина.

— Павлинам есть из-за чего щеголять своими перьями: они привлекают внимание павы. Это довольно соблазнительное зрелище, когда тонкое кружево контрастирует с подчеркнутым рельефом мужской кисти особенно такими крепкими и сильными, как ваши.

— Вы находите это соблазнительным? — пробормотал он.

Габриэль неохотно подняла голову, и их взгляды встретились. Реми казалось, будто они связаны одной веревкой, и веревка эта сжимается вокруг них все туже и туже. Его неудержимо влекло к этой женщине. И что еще хуже, Реми был убежден, что Габриэль чувствовала такое же влечение к нему.

Но существовало одно значительное различие между ними. Габриэль не хотела чувствовать ничего подобного, и казалась напуганной этим. Она резко отдернула руку, как если бы кружевные манжеты его рубашки внезапно охватило пламя.

— Вам не надо меня бояться, — тихо успокоил ее Реми. — Я дал слово никогда больше не прикасаться к вам. А я свое слово сдержу.

— Знаю, что вы дали мне слово, и знаю, что вы всегда держите свое слово. — Почему в голосе Габриэль столько грусти? — Я бы хотела, чтобы вы дали мне еще одно обещание.

— И что я должен пообещать вам на этот раз?

— Пообещайте, что вы не позволите убедить вас принять участие в этом турнире сегодня. Все эти рыцарские бои, конечно, не более чем театрализованное представление, но на подобном представлении легко… происходят несчастные случаи.

— Вы думаете, Темной Королеве могло прийти на ум подготовить таковой специально для меня?

— Кому может быть ведомо, что на уме у Екатерины? — пожала плечами Габриэль.

Или у нее самой. Она выглядела такой встревоженной, что Реми не удивился бы, если бы узнал, что между нею и Екатериной во время их полуночной встречи произошло еще что-то, о чем Габриэль не сочла нужным ему рассказать. Екатерина была мастером интриги, но и Габриэль от нее не отставала. Реми приходилось напоминать себе об этом, хотя он ненавидел себя в этот момент. Он хотел доверять Габриэль, хотел, чтобы все было честно между ними.

— Просто пообещайте мне, что вы не станете участвовать в турнире, — настаивала Габриэль.

— Ну а вдруг мне самому доставит удовольствие случайно проломить пару-тройку голов. Тоже ведь несчастный случай.

— Реми! — Габриэль осуждающе впилась в него взглядом, но за упреком он увидел волнение, которое затуманило ее глаза. Она боялась за него. Это было далеко не то чувство, которое Реми хотел бы внушить ей, но, по крайней мере, это было хоть что-то.

— Не мучайте себя, моя дорогая. Сегодня я не склонен предоставлять кому бы то ни было повод всадить мне меч между ребрами. Вы знаете, как я отношусь к играм, а сегодняшний турнир — всего лишь игра. Показуха и бессмысленный вздор, не более того.