Рита Тейлор - Девочка из рода ОХара
У Макинтоша еще продолжается шок, он покорно залез на трибуну и начал орать, о том, как Батлер над ним — представителем власти, издевался и как его обманывал. Это распалило Макинтоша, буквально довело до кипения, он вошел в раж, брызгал слюной, а Батлер с дьявольским хохотом спрашивал его:
— А как ты ему отплатил?
Макинтош не понял, кто это сказал: от солнца и от боли он ничего не увидел, начал надувать грудь, и брызгая слюной проорал о том, как заставил ковбоя Пита засунуть колючку под хвост жеребца Батлера и тот взвился на дыбы и сбросил Батлера оземь, а Макинтош поднял его — бесчувственного — и повез за город, и там: выжег ему подковой на плече клеймо!
Батлер хохотал все громче и громче, а Макинтош не видел — кто хохотал, и думал, что это толпа, которая собиралась на площади, одобрила его действия. А дальше, как будто время остановилось.
Все молчат и опускают глаза в землю. И самое главное: это слушает судья, из окна своей конторы на первом этаже — и ему становится не по себе, и он жутко потеет хотя на улице пасмурно и небо в тучах.
Судья боится вмешаться, хотя это хочется каждому сердобольному сердцу. Все смотрят на Макинтоша, а на Батлера — боятся.
Чарльз рвет на себе рубашку, и подъезжая к Макинтошу кричит ему:
— А узнаешь, ты это! — и показывает свое плечо.
Макинтош очнувшись ревет:
— Ты — Батлер!!!
Батлер вкладывает в руку Макинтошу свой пистолет и говорит:
— Так стрельни же в мишень величиной с подкову, Макинтош. Хорошая мишень! Ты убьешь своего врага.
И Макинтош берет в руки пистолет и Батлер ему кричит:
— Ты только дай мне отъехать подальше. И поворачивается к нему спиной.
В это время Макинтош быстро вскидывает руку, но прежде чем, он успевает еще ее поднять, Батлер резко оборачивается и из пистолета, который висел у него на луке седла, всаживает пулю точно в лоб Макинтошу.
И Макинтош как красивый петух с ярмарки, в ярко синем мундире, чернеющем от крови, медленно оседает на помост.
Батлер хохочет: пока он оседает, а потом резко обрывает собственный смех и медленно переводя глаза с человека на человека, осматривает каждого, кто стоит на площади.
В наступившей тишине он произносит такие слова:
— Я запомнил каждого, кто здесь стоит.
Я знаю, — что здесь было. И я знаю, что сегодня же вы начнете перевирать это, рассказывая своим уродам, каковые вы сами и есть, все что здесь было. И я говорю: каждому из присутствующих, кого знаю и кого нет: если я хоть раз услышу слово неправды об этом дне, я буду находить того, кто это сказал и поступать с ним так, как поступил только что с тем, кого вы видите на песке. И могу вам внушить — ЭТО, — то что лежит, — никогда не было че-ло-ве-ком!
И так же, что касается клейма. С сегодняшнего дня эта тема исчерпана. И если я хоть раз — услышу в этом городе слово о клейме — я буду поступать с тем, кто его скажет так, как поступил с тем, кто лежит здесь на песке.
Вы поняли!!! — орет Батлер толпе.
И та опускает глаза.
— Я не слышу, — еще страшнее орет Батлер.
— Вы, по-ня-ли?
— Я спрашиваю каж-до-го!
И тогда начинают: первые — дамочки, а потом — их мужья: они робкими и козлиными голосами выдавливают из себя писклявое: "Да…да".
И скоро блеянье овец виснет над площадью; а Батлер находит взглядом в окне кабинета судью и кричит ему:
— Эй, судья! — Тот тоже бледнеет и хочет сесть на плетенное кресло, стоящее в глубине его кабинета: но отойти от окна ему не позволяет честь. А Батлер орет ему:
— Была ли здесь перед вами экзекуция? Судья?
— Нет, — еле-еле пищит судья.
— Я не слышу, — орет Батлер. — Скажите так, чтобы слышали все.
— НЕТ…Т! — говорит чуть громче судья.
— Не слышу, — орет Батлер в исступлении.
И тогда судья выгибается из окна своего знаменитого кабинета на первом этаже, с плетенной мебелью и орет во все горло:
— НЕ-ЕТ!!! Здесь ничего не происходило! Никакого преступления. Нормальная дуэль. Вы — не совершили ничего дурного. Вы — просто вырвали, — судье не хватает воздуху — сорняк.
И на этих словах он с шумом захлопывает свое окно и прячется в глубину кабинета.
— Браво, Эрни! — орет Батлер. — Я — восхищен вашим умом. Вы действительно один из самых умных джентльменов нашего города!
И Батлер, хохоча, направляет свою Гнедую на толпу.
И та — расступается перед Батлером. И Батлер исчезает в облаке пыли. Он едет домой. Он исполнил первую часть плана.
Тайна
Вечером того дня Филипп явился на три часа раньше обещанного срока. Он был в восхищении.
— Мистер Чарльз, — заорал он с порога! — в его голосе не было и следа покровительности. — Мистер Чарльз! — Я видел все из окна. Я видел как вы разделали этого Макинтоша!
Батлер вышел и улыбка сползла с лица Филиппа.
— Вы разве этому не рады?
— Рад, почему же. — Чарльз Батлер улыбнулся, но глаза его остались холодными и безжизненными, как бывало с ним иногда в хмелю.
— Так с чем же ты меня поздравляешь?
— С тем, как вы… под орех Макинтоша, — Филипп уже не был уверен, что сказал то, что надо.
— Послушай, парень, — голос у Батлера был жесткий, — я, между прочим, обращался на площади ко всем. Ко всем-всем. И просил запомнить — всех: никто не должен говорить про то, что видел на площади. — Чтобы не нагромождать лжи. И ты тоже!
Улыбка окончательно исчезла с лица Филиппа. Он не рад был уже тому, что пришел. С каждой секундой слова Батлера все больше раздражали его. Но он испугался Батлера и как не мог уйти, так же не мог сказать, что хотел.
— Садись, — Батлер стал откровенно груб со своим питомцем. — Садись, — и почти затолкнул Филиппа в кресло. — Будем пить и веселиться.
Филиппу было не до смеха.
Он заложил за ворот салфетку. Еда не лезла в рот. Но под взглядом Батлера приходилось пережевывать пищу.
— Ты прав, что уезжаешь от меня. Ни к чему нам сидеть вместе, под одной крышей — у нас с тобой разные интересы.
Филипп попробовал напомнить об их желании похитить Эллин.
Батлер никак не отреагировал на прошлое: он был холоден и отчужден.
— Мистер Чарльз, — Филипп хотел рассмешить его и рассказал анекдот, который слышал как — то в салуне от случайного охотника.
Батлер без улыбки жевал кусок мяса. Бокалы с виски он опорожнял один за другим. Казалось, что он действительно решил всерьез напиться. Филипп не помнил, чтобы Батлер когда-нибудь пил.
Столько!
— Ты знаешь, — неожиданно сказал Батлер, — я решил порвать со своей старой жизнью обманщика и лжеца.
Было видно, что Батлер хочет сказать что-то чрезвычайно важное.
— Ты как-то сказал, Филипп: "Нам всем надо по-новому обустраиваться". Помнишь, я говорил, что мы сами не понимаем своих желаний — они скрыты. Так вот, сегодня я хочу, чтобы жил хорошо прежде всего я, а на тебя — мне наплевать! Ты понимаешь — наплевать! Вот так-то.
— О чем вы? — побледнев спросил Филипп.
— Я — ни о чем, я — о деле. Ты — прав, надо презирать людей и никогда не относиться к ним хорошо.
— Я никогда так не говорил!
Батлер не хотел дать ему понять, что тот Филипп, который сидел рядом с ним, уже не тот, которого знал Батлер. Новый Филипп обидел его до глубины души. Чарльз перевел разговор в старое русло.
— Я займусь, наконец — то, делом и может быть стану магнатом — железнодорожным, — сказал Батлер.
Филиппу стало неуютно от такого маскарадного общения. Он ждал возможности уйти, Батлер злил его сознательно, и в сердце юноши родилась на него злоба.
— Как же конкретно вы это будете осуществлять?
— Так я тебе и сказал! Ты же мой конкурент, куреныш общипанный. — Батлер во все горло расхохотался над Филиппом. Он смотрел на него и было видно, как он ненавидел нового Филиппа. — А помнишь, как твой любимый мистер Дядя тебя за шиворот и — вон! Выставил на улицу, в дурацком виде, и как раз Харвей приехал. Хо-хо-хо!
— Мы условились, что эта тема будет закрыта.
— Будет, будет, — Батлер шептал — шептал и вдруг взял Филиппа за грудки и притянул к себе. Филипп в страхе стал вырываться. — Дай-ка посмотрю, что за прыщи на твоей морде вскочили.
— Какие прыщи? — Филипп в испуге ощупал свое лицо.
— Да вот, я вижу, — озабоченно пробормотал Батлер и стиснул ворот Филиппа так, что ему стало нечем дышать.
— Не нравится? — сквозь зубы процедил Батлер.
Гость был не рад, что пришел.
— Я подумал: зачем я с тобой нянчусь? Ты бы со мной не стал столько возиться. Так, молокосос?
Этого Филипп стерпеть не мог. Он резко вскочил и оттолкнул руку Чарльза Батлера.
— Я ухожу, мистер Батлер!
Глаза Батлера округлились. — Я тебя чем-нибудь обидел? Филипп! Я — не хотел. Ты же знаешь: у меня были трудности, а впереди — большие дела.
