Венита Хелтон - Гвардеец Бонапарта
– Доминик, тебе это нравится?
Он сглотнул.
– Да, Я и не знал, что ты умеешь так готовить.
– Честное слово, я не умею. Я только второй раз попыталась приготовить еду… В этом году, конечно.
Так как девушка продолжала смотреть на него, Доминик отыскал кусочек картофеля помягче и отправил его в рот. От старания у него даже слезы показались на глазах и тогда, чтобы отвлечь ее внимание, он спросил:
– Ну а ты то, Огонек, сама не собираешься есть?
– Ты знаешь, у меня что-то нет аппетита, – растерянно сказала она, с сомнением глядя в свою тарелку. Вдруг Лаура внезапно оттолкнула еду и разрыдалась. – Ой, Доминик, я отвратительный повар. Ида меня даже не пускает на кухню. Ты не должен этого есть. Я же знаю, что все это тверже кирпича. Ну почему, почему так все, что я ни приготовлю или пригорит, или остается сырым.
Усмехнувшись, Доминик привлек ее к себе и нежно обняв, прошептал:
– Ты не должна, Лаура, все уметь делать. Пусть на кухне будет хозяйкой Ида.
– Она уже уехала и тут уже наверно совсем не осталось никакой еды. А тебе надо поддерживать силы.
– Я достаточно силен, – Доминик понял, что ее слезы вызваны опасениями за его жизнь в предстоящем сражении, а вовсе не ее неудачами в кулинарном искусстве, и чтобы как-то утешить девушку, он предложил, – пойдем со мной, дорогая. Здесь в саду есть еще поздние апельсины, ну пойдем!
Они вышли из дому и в сумерках пошли по садовой дорожке в глубь сада.
Подойдя к высокому апельсиновому дереву, Доминик взобрался на ветку и озорно, словно мальчишка, в любую минуту рискуя потерять равновесие и свалиться на землю, пошел по ветке дерева.
– Смотри, – воскликнул он.
Лаура взвизгнула от страха, когда Доминик совсем опустил руки и, не держась, по ходившей ходуном ветке, направился к зеленым плодам. Девушка воскликнула:
– Ну что же ты не сорвешь мне вон те маленькие зеленые апельсины?
– Обещай, что ты не будешь пытаться ничего с ними делать.
– Обещаю, обещаю.
Сорвав полдюжины плодов, он ловко спрыгнул на землю и мягко приземлился.
– Оп-па!
– Доминик, ты сумасшедший, я тебя люблю, ну давай скорее поужинаем. – Она подала ему апельсин и сказала: – Надеюсь, ты захватил свой нож.
Однако, Доминику явно не хотелось апельсина. Он бросил его на землю, подхватил Лауру на руки и понес под дерево туда, где ветви смыкаясь – над самой землей образовывали тенистый шатер. Очистив ногой землю от сухих слежавшихся листьев, он опустил девушку вниз и шепча какие-то ласковые глупые слова, стал целовать ее губы, щеки, глаза.
Руки Лауры скользнули ему под рубашку, а он в это время стал быстро раздевать ее. Девушка с наслаждением чувствовала, как у него под кожей перекатываются стальные бугры мышц. Через несколько коротких минут она уже лежала совершенно обнаженная на куче своей одежды.
– Доминик, – прошептала она, – а ты что же сам не собираешься раздеваться?
– Нет, – улыбнулся он ей своей ослепительной улыбкой. – Я разрешаю это сделать тебе. Это то, что у тебя получается исключительно хорошо.
– Ой, дорогой, я, кажется, порвала твою рубашку.
Он посмотрел вниз.
– Да нет ничего, все нормально.
– Нет порвала.
Лаура развязала его галстук и, стянув с мужчины рубашку, шутливо царапнула ногтями его грудь.
– Ах ты, маленькая ведьма! – он схватил ее руки, прижал их к земле и покрыл поцелуями ее лицо.
– Доминик, осторожнее, мне кажется, что твои брюки тоже порвались.
– Лаура! – он засмеялся. – Если мы не прекратим с тобой рвать друг на друге одежду, то очень скоро портные в Новом Орлеане разбогатеют так, что понастроят себе целую кучу новых домов.
– Не мешай им жить, мой дорогой, и не жадничай, – тихонько засмеялась она, отчаянно сопротивляясь и пытаясь освободиться. В этой борьбе ее обнаженная грудь внезапно прикоснулась к груди мужчины и Доминик, чувствуя, что больше не в силах сдерживаться отпустил ее и став на колени, быстро снял брюки.
– Ну вот, не всегда верь тому, что тебе кажется.
Лаура обвила его шею своими руками и потянула его вниз шепча:
– А мне кажется, что я когда-то уже видела все это прежде.
– А вот это тебе не кажется, – Доминик лег на спину и потянул Лауру на себя. Взявшись руками за ее упругие бедра, он помог ей начать движения, и она начала покачиваться на нем взмывая все выше и выше забывая о всех словах, о своем смехе и еле-еле успевая в этом стремительном полете вздохнуть полной грудью. Ей казалось, что ее баюкает какая-то удивительная сказочная река, волны которой колышут ее на своих сильных нежных ладонях.
Девушка не понимала где были его руки, где был он сам. Его ладони были везде и от его нежных, ласковых прикосновений ее тело словно разгоралось, как будто к нему прикасались жаркие языки пламени.
– О, Доминик… О, о-о-о…
Мужчина положил ее на спину и лег сверху, накрыв девушку своим телом. Его движения, его мускулы наполняли Лауру таким непередаваемым, таким прекрасным, волнующим чувством, что она не в силах сдерживаться громко застонала… Потом еще раз… потом еще… Волны наслаждения потрясли ее тело, она содрогнулась и замерла в его объятиях.
Спустя некоторое время, когда к ней вернулась способность воспринимать все что происходит вокруг, она почувствовала на своем лице горячее дыхание Доминика. Его сердце стучало в груди так же гулко и быстро, как ее собственное и она услышала его жаркий шепот.
– Громы небесные! – Любимая моя, – прошептал он, – когда-нибудь в такую ночь я умру от разрыва сердца.
Она тихонько засмеялась.
– Никогда. Твоя боль будет моей болью.
– То, что приятно тебе – приятно и мне. Я никогда не испытывал ничего подобного.
– Просто ты тратил время не на тех людей, – улыбаясь, ответила она, целуя его подбородок. – Обещай мне, что теперь всегда будешь тратить свое время только со мной.
Доминик вновь прильнул к ее губам.
– С тобой время никогда не будет потрачено впустую.
Она положила палец ему на губы и сказала:
– Слушай, давай-ка мы вернемся в дом, пока нас не обнаружили москиты. Жан забрал все кровати, но в комнате для гостей я устроила отличное ложе.
Доминик поцеловал девушку в щеку и почувствовал, что она мокрая от слез, но сделал вид, что ничего не заметил.
– Давай оденемся пока дойдем до дома, а то и правда скоро налетят москиты, а у меня есть кое-какие места, которые мне не хотелось бы видеть покусанными.
– Ой, какой ты неженка, боишься таких пустяков.
– Просто, дорогая моя, я не хочу отвлекаться на это, так как надеюсь всю эту ночь все мое внимание – уделять только тебе и твоим удовольствиям.
С детских лет Доминик привык просыпаться за два часа до рассвета, но утром шестнадцатого сентября он все еще лежал под одеялом, сквозь сон, чувствуя нежное дыхание Лауры на своей щеке, как вдруг внезапно раздался громкий крик.
