Патриция Поттер - Непокорный
Уэйд долго молчал, и она уже подумала, что он не станет отвечать. Наконец он посмотрел на нее, скривив рот в странной полуулыбке, так мало выражавшей что-либо.
— Ты сам убедишься, что каждая женщина красива по-своему. Нельзя сравнить двух, потому что у каждой есть свои особенности. Чивита была самым мягким человеком из всех, кого я знал, и это одно делало ее красавицей. Твоя мама…
Он внезапно замолк, а Мэри Джо обнаружила, что задержала дыхание.
Джефф с волнением ждал ответа.
Губы Уэйда снова скривились в подобие улыбки.
— Твоя мама смущена, и, я думаю, тебе пора спать.
— У-у-у.
Мэри Джо чуть не завыла в унисон с сыном, но ей не хотелось услышать ложь или лесть. Она знала, что не может состязаться с женщиной, которую Уэйд когда-то так сильно любил, ради которой пошел на убийство, но ей не удалось подавить боль, всколыхнувшуюся в ней.
— Уэйд прав, — сказала она, пытаясь говорить ровным голосом.
Джефф презрительно фыркнул, но в конце концов улегся на своем одеяле. Уэйд и Мэри Джо посидели молча несколько минут, потом Мэри Джо поднялась.
— Пойду умоюсь.
Уэйд тоже поднялся:
— Я с тобой. Никогда не знаешь, что там может быть.
Мэри Джо покачала головой:
— Я в состоянии позаботиться о себе.
Он помедлил немного, словно споря с самим собой, и вновь опустился на землю. Неохотно, как ей показалось.
И неохотно, очень неохотно она ушла от него, стараясь сохранить гордость и не пролить ни слезинки. Жаль только, что для этого ей потребовалось огромное усилие воли.
Глава 21
Уэйд пролежал без сна всю ночь, борясь с самим собой. Временами он садился, смотрел на спящих Мэри Джо и Джеффа и жалел, что они оба не принадлежат ему. Он часто подкидывал дрова в костер; с одной стороны, нужно было хоть чем-то заняться, а с другой, нельзя было допустить повторения того ночного кошмара, который приключился с Джеффом. Но больше всего он боролся с соблазном подвинуться к Мэри Джо и прижать ее к себе. Не заниматься любовью, а просто согреть ее теплом, почувствовать, что она рядом, разрушить одиночество.
Теперь оно было невыносимо. Раньше, когда он был один, он еще мог как-то смириться с ним. Он привык к нему и даже упивался им. Считал, что это своего рода искупление за прошлое, которое все еще не отступало от него.
Однако нет ничего хуже, чем находиться среди тех, кто тебе дорог, и понимать, что ты не имеешь права заботиться о них, стать частью их жизни. И никогда не будешь иметь этого права.
От него не ускользнула боль, мелькнувшая в глазах Мэри Джо, когда он говорил о Чивите. Впервые разговор о жене и сыне не подействовал на него как раскаленное клеймо, приложенное к внутренностям. Боль по-прежнему была с ним, но притупилась. Он уже мог вспоминать хорошие времена, когда был жив сын, и при этом не чувствовать, как внутри вскипает слепящий гнев, уничтожавший в нем все человеческое.
Он мог вновь встречать рассвет и чувствовать, что жив, а не ощущать мертвый груз, который он носил с собой так долго, проживая еще один день, потому что ничего другого ему не оставалось.
Он больше не хотел умереть, и это было самым удивительным. Даже когда Чивита и сын были живы, он не дорожил жизнью, ему всегда казалось, что он не заслуживает жить, не заслуживает счастья или покоя. Из-за этого он отталкивал двух людей, которые любили его, а когда их не стало, он очень сожалел, что так вел себя, но было уже поздно.
А теперь он снова должен так поступить, на этот раз не ради себя, а ради них.
Откуда-то донесся смех, то ли с вершины, то ли с низовьев.
Наконец Уэйд поднялся, потянулся и, удостоверившись, что костер не погаснет, ушел к горному ручью, куда ходила Мэри Джо. Набрал пригоршню ледяной воды, плеснул себе в лицо и, почувствовав отросшую щетину, тихо выругался. Бриться левой рукой было чрезвычайно неудобно, но бросить это занятие означало признать свое поражение его немало удивило, что он не собирается сдаваться. Он согнул правую руку, отметив, что она лучше движется. Ему захотелось сбросить перевязь и испытать руку, но время для этого еще не настало. Он мог бы причинить руке еще больший вред. Пройдет по крайней мере месяц, а то и два, прежде чем он сможет попытаться узнать, насколько зажила рука и будет ли от нее толк. А если нет…
Он оставался возле ручья, один, вдали от тех, в ком так сильно нуждался. Наблюдал, как первые серебряные лучики просочились над горизонтом, а за ними появилось солнце, окрасившее горные вершины розовым цветом. Он плеснул еще раз холодной водой себе в лицо и отправился будить спящих.
Ближе к середине утра Джефф увидел то место, где он сбился с пути. Оно отпечаталось в его памяти. Когда-нибудь он сюда вернется. Когда-нибудь он навестит Шавну и Манчеса и поблагодарит их. Когда-нибудь он узнает побольше об их лошадях, удивительно мягкой замше, обычаях. Ему действительно понравился их образ жизни. Столько свободы. Не нужно ни кормить цыплят, ни доить коров, ни дергать сорняки в огороде.
Он надеялся, что сможет поехать с Уэйдом, но хотя его друг разговорился вчера больше, чем обычно, Джефф все равно заметил напряженность между ним и матерью, не ускользнуло от него то, что теперь между ними выросла какая-то стена, которой раньше не было.
Ему хотелось почесать зудевшую рану, но он мужественно подавил это желание и откинулся в седле так, как это делал его старший друг.
Уэйд обернулся и с улыбкой спросил:
— Устал?
Джефф действительно устал, но отрицательно покачал головой. Мальчик видел, что Уэйд обернулся и вопросительно взглянул на мать. Ма и Уэйд часто обменивались взглядами. Если бы только…
Он снова поудобнее устроился в седле и принялся обдумывать хитроумный план. От дома, от Джейка их отделяло еще несколько часов пути. Мальчик подъехал к Уэйду.
— Можно мне теперь немного повести лошадей? — попросил он.
Он видел, что Уэйд сомневается, но потом последовал кивок головой. Уэйд отвязал веревку, за которую одна за другой были привязаны все лошади, и вручил ее Джеффу, внимательно следя, как мальчик привязывает ее к луке своего седла и начинает медленный шаг. Джефф почувствовал, как натянулась веревка и Кинг Артур на секунду заартачился. Мальчик оглянулся на Уэйда, но тот лишь вопросительно поднял бровь.
Уэйд не собирался помогать ему, и Джефф ощутил прилив гордости. Его друг не сомневался в том, что он справится, что он теперь достаточно хороший наездник, чтобы подчинить себе остальных животных. Джефф сжал коленями бока Кинга Артура, и тот пошел вперед с тихим протестующим ржанием, но исполняя то, что ему велели. В мальчике появилась какая-то новая уверенность. Он улыбнулся Уэйду и получил в ответ слабый намек на улыбку. Несмотря на такой скромный знак одобрения, Джеффу казалось, что он совершает что-то великое.
