Сьюзен Кинг - Заклятие ворона
– Подлая ложь! – прорычал Дункан, вцепившись в плечи жены. – Но к чему эти расспросы? Ты же ведьма, ты всех видишь насквозь. Вот и заглядывай в прошлое. А меня оставь в покое!
Глаза Элспет медленно налились слезами. Дункан видел обиду, выплескивающуюся из затуманенных глаз, ощущал кончиками пальцев дрожь, волнами сотрясавшую хрупкие плечи.
Элспет моргнула, уронив одну слезинку. Он хотел что-то сказать… слова комом застряли в горле.
Разжав пальцы, Дункан молча отвернулся к окну.
– Не хочешь поделиться со мной – умолять не стану, – прошептала Элспет. За его спиной раздался легкий шорох шагов.
Какое-то необъяснимое чувство заставило его оглянуться. Элспет стояла у камина, скрестив на груди руки, опустив голову. Подсвеченная неярким огнем тонкая ткань сорочки не скрывала изгибов тела. Волосы жидким золотом растеклись по плечам и груди, скрыли ее лицо.
Она казалась такой по-детски беспомощной, воздушной, неземной… точно фея из сказок. Эльф, столкнувшийся с жестокостью реальной жизни… А он так обидел ее своими бездумными, грубыми словами. Ведьма… Скорее добрая волшебница.
Дункан со вздохом шагнул к жене.
– Мы отдыхали, – начал он глуховатым голосом. – Спали после охоты на своих землях. Несколько человек тайком подобрались к нам, захватили врасплох. Они убили отца и двоих братьев. Отец проснулся и попытался защитить себя и нас, но его закололи кинжалом. А братья… братья, наверное, так и погибли во сне.
– А ты?
– Я тоже проснулся, хотел достать кинжал, но подо мной хрустнула ветка. Кто-то из Макдональдов с размаху опустил на меня меч, разрубил от плеча до груди. Я не видел его лица… Решив, что все погибли, они вскочили на коней и умчались. – Тяжесть воспоминаний взяла в железное кольцо его сердце. Голос был безжизненно-глух. – Но я выжил. Как смог, перевязал рубахой рану и дополз до ближайшей хижины пастуха. А потом, когда силы вернулись и я смог держаться в седле, мы с оставшимися в живых братьями совершили свой первый набег.
Элспет уронила голову. В густых прядях вспыхнули рыжие искорки. Ему хотелось зарыться в это чудо лицом, утопить в нем, как в озере, свое горе.
– Ты должна знать – той ночью Макдональды напали на нас на землях клана Макреев. Они убийцы, вероломные, подлые.
Элспет кивнула. Не удержавшись, Дункан провел пальцами по струящимся золотым волосам.
– И что же теперь? – спросил он. – Что ты станешь делать с моей болью?
Повернув голову, она прижалась щекой к его ладони.
– Если б я только могла… я бы забрала у тебя эту боль.
– Забрала?! – Он засмеялся отрывисто и хрипло. – Это слишком тяжкая ноша даже для мужских плеч. – Дункан вздохнул. – Я свыкся с ней за столько лет. Мы с братьями отомстили как смогли, но боль осталась.
Элспет вдруг резко повернулась к нему, опустила ладони на грудь мужа.
– В том, что отец и братья погибли, нет твоей вины. – Она на миг приложила одну ладонь туда, где билось его сердце. – Ты должен простить сам себя. Открыть сердце и выпустить боль.
– Я даже не увидел лиц убийц. Не ответил ударом на удар. Всем им удалось уйти безнаказанными. – Ярость той ночи, казалось, давно забытая, нахлынула с новой силой. В первый раз в жизни ему захотелось избавиться от этой боли.
– Дункан, – шепнула его жена, – смерть твоих братьев и отца требовала отмщения, но лишь однажды. Нельзя нести эту тяжесть всю жизнь.
– Я стократно отомстил за их смерть еще до отъезда из Далси, – отозвался он, перебирая пальцами густые золотистые пряди. – Но месть не приносила мне удовлетворения.
– Твой гнев приковал тебя к прошлому железными цепями. Я знаю, что это такое – нести на своих плечах такое бремя. Да… это непросто – сбросить его и идти дальше по жизни.
Он любовался ее лицом, таким прелестным, заглядывал в ее глаза, такие чистые, словно омытые весенним дождем.
– Что же это за бремя, которое ты несешь на своих плечах?
– Я видела, как ты встретил свою смерть! – выдохнула Элспет. Он открыл было рот, чтобы возразить, но она приложила ладонь к его губам. – А еще раньше видела смертный час других близких мне людей. Дяди Лачланна, его жены. Матери Айрик. И каждый раз это бремя было так невыносимо тяжело, что мне, казалось, проще было умереть, чем его вынести. Я никогда не говорила о том, что видела. И ничем не могла помочь.
– Ну, о моей-то смерти ты недолго молчала, – уже с улыбкой заметил Дункан. Он пригладил ее волосы, опустил руки на хрупкие плечи. – Ты говоришь, видела смертный час других людей. И что же? Все твои видения сбылись?
– Да. Все, кроме того, где мне явился ты. Кивнув, Дункан привлек ее к себе.
– Увидеть такое и никому не сказать – тяжелая ноша… Я давно знал, что у тебя бесстрашное и благородное сердце, а сегодня лишний раз убедился в этом. Но давай больше не будем о боли, о смерти, о мести и бремени. Мы так устали за этот день, что забыли о самом главном… – Он прильнул губами к теплому морю волос. – Всевышний одарил нас таким богатством…
– Богатством?
Его губы обласкали бархатистую кожу ее щеки.
– Конечно. У нас ведь есть наша любовь. А мы забыли… – Дункан захватил ее врасплох, обвив пальцами за талию и бросив на перины огромной кровати.
Элспет рассмеялась, накрепко сцепив руки в кольцо у него на шее. Улыбка еще блуждала на ее лице, а тело уже жаждало ласки. Глаза уже умоляли о любви.
На несколько мгновений оторвавшись от нее, Дункан быстро разделся. Шагнул к кровати.
Он оказался прав. Ни смерть, ни месть, ни ненависть не имели значения в том мире, где жила их любовь.
* * *
– Я хочу спать, – простонала Элспет. – У меня ноет каждая косточка. Ноги болят. Болит спина, болит шея, болит…
– Все, все, хватит, малышка, я понял, – хмыкнул Дункан. Он проспал несколько часов, а сейчас поднялся, чтобы закрыть ставни. С вечера они забыли об окне, и сырой осенний ветер выстудил комнату.
Бросив быстрый взгляд на горизонт в предрассветной дымке, Дункан захлопнул ставни и поскорее вернулся к теплому ложу, манившему пухом матраца и подушек. Элспет проснулась, когда он нырнул под меховое покрывало.
– Иди ко мне, – шепнул он, – я тебя быстро вылечу.
Она неуклюже перевернулась, шумно выдохнула, уронив руку на грудь Дункану.
– Ничего у тебя не получится. Никто не сможет меня вылечить, – жалобно сказала Элспет. – У меня все болит, от макушки до пяток. За эти два дня я прожила целую жизнь. Я чувствую себя дряхлой старухой. Дай мне поспать.
Дункан принялся осторожно разминать ее спину, плечи.
– А по мне так тебе еще далеко до дряхлой старухи, – приговаривал он. – Ты молода и полна сил. И очень, очень умна, малышка. Иначе так и осталась бы там, на утесе, посреди озера.
